Под мышкой секретарь нес свернутый большой лист бумаги. Он развернул его и сунул под нос поэту.
— Меня нет на месте потому, что я занят делами, — ледяным тоном отрезал Данте, не удостоивая бумагу взглядом.
— Но приорам же не следует покидать этот дворец, пока они занимают свою должность!
— Это так. Но из любого правила существуют исключения, — буркнул Данте, раздраженный возражениями секретаря. — Ну что у вас такого срочного?
— Надо решить, где строить!
— Что строить?
Поэт склонился над листом бумаги, который ему по-прежнему подсовывал секретарь. На бумаге было что-то вроде чертежа архитектурного сооружения. План какого-то длинного здания, разделенного на ряд помещений.
Может, новый монастырь? Или больница?
— Начальник городского строительства хочет, чтобы это здание возвели перед будущим новым Магистратом. У башни Гвардинго. Он твердит, что скоро там будет новый центр города. Там он и хочет построить это сооружение, открытое для всех горожан, занятых на общественных работах. И для всех проезжих чужестранцев, чтобы они разнесли по миру весть о плодах доброго правления во Флоренции!
Данте снова уставился на чертеж и уже собирался что-то спросить, когда секретарь снова затараторил:
— Это здание спроектировано видным архитектором для того, чтобы у нас появилось сооружение для сбора плодов человеческой жизнедеятельности. План здания составлен по римским образцам. Римские императоры заботились о том, чтобы ничто не пропало, и теперь во Флоренции мы будем поступать так же.
Поэт узнал на чертеже знакомый тип галереи при входе. Судя по количеству помещений, выходивших под эту галерею, сооружение должно было иметь внушительные размеры.
Неужели у Флоренции все-таки есть будущее?!
Нечто подобное Данте видел только во Франции. Там короли уже давно начали выставлять на всеобщее обозрение свои сокровища — драгоценности и произведения придворных живописцев, прославлявших величие монархов.
А ведь флорентийские художники ничем не уступают французским! В этом здании можно будет выставлять и частные собрания! В Риме папы тоже собрали огромные коллекции, но флорентийские собрания будет впервые открыты народу. Здание, построенное с такой целью, заслуживает наименования музея!
Довольный Данте стал снова рассматривать проект.
— В каждом зале надо будет собирать произведения какого-нибудь одного рода, чтобы посетитель, зашедший во все залы, получил полное удовлетворение… Я тоже думаю, что это сооружение надо возвести напротив здания, где заседают люди, управляющие городом!
— Мы обратились и к Арнольфо ди Камбио, который строит собор, — сообщил мессир Дуччо, которого, кажется, поразил полет фантазии Данте.
— К великому Арнольфо? И правильно сделали!
— Видите ли, мне кажется, что вход в это здание не должен быть со стороны площади. Лучше соорудить его сзади.
— Почему же?
— А если наши будущие приоры наткнутся на какого-нибудь прощелыгу со спущенными штанами?!
— А зачем снимать штаны в музее?! — с непритворным удивлением в голосе воскликнул Данте.
— Я не знаю, о каком таком «музее» вы говорите, но для того чтобы сходить по нужде, штаны приходится спустить!
Поэт вырвал чертеж из рук у секретаря и стал его пристально разглядывать.
— Это что же? Проект отхожего места?! Вы хотите возвести перед Дворцом Приоров общественную уборную?! — покраснев от ярости, воскликнул он.
— Конечно! Кстати она принесет немалый доход, если сделать ее платной!
— Вы хотите собирать мочу перед Дворцом Приоров и брать за это деньги?
— Но мочу используют, когда дубят кожи! Римские императоры тоже собирали мочу!
— Идите вы к черту с вашей мочой, мессир Дуччо! Если вам так нужны деньги, идите побираться на паперть! — заорал Данте, отпихнул секретаря и пошел прочь. Но не пройдя и нескольких метров, он остановился как вкопанный и поспешно вернулся к секретарю.
— Подайте этот проект моему коллеге мессиру Лапо Сальтерелло! Он всю жизнь барахтается в экскрементах и наверняка не погнушается собирать мочу горожан!
Поэт выбежал на улицу мимо ошеломленных стражников, прибежавших на его крики.
На улице Данте постарался взять себя в руки. Его мучили многие вопросы. Ночной колокол еще не пробил, и улицы, ведшие к Сан Марко, кишели людьми, возвращавшимся домой с работы. Несмотря на толкучку, поэт довольно быстро добрался до жилища законника. При этом ему показалось, что толпа испуганно расступается перед ним.
Антонио да Перетола сидел у себя в келье и работал с фолиантами и пергаментными свитками, разложенными на письменном столе.
Услышав шаги Данте, законник поднял глаза:
— Чем могу вам служить, мессир Алигьери?
— Расскажите мне побольше из того, что знаете!
— О папской булле? Вы поняли свое заблуждение? Помните, вы рассуждали о двух светилах? Мы можем снова…
— Расскажите мне лучше о Целестине V!
Антонио помрачнел, словно ему было неприятно слышать это имя.
— Опять об этом порочном папе?
— Или о святом, как говорят некоторые…
— Поверьте мне, Целестин не был святым. Хотя порочным, он, возможно, тоже не был… И что же вы хотите о нем узнать?
— Расскажите мне о том, что может знать только человек, очень близко знакомый с делами Церкви. Все думают, что Целестина убил Бонифаций. А что вы можете об этом сказать, мессир Антонио?
Законник некоторое время колебался, но ему, кажется, польстило то, что поэт счел его знающим чуть ли не всю подноготную папской курии.
— Нет. Бонифаций не убивал Целестина. Конечно, раньше или позже он сделал бы это, но сначала он вырвал бы у Целестина его тайну. А так Целестин пал от другой руки, и Бонифаций так ничего и не узнал.
— А что это за тайна?
Антонио замолчал и стал старательно откашливаться.
— Никто этого точно не знает. Незадолго до того, как Целестин был избран папой, он отправился в длительную поездку и доехал до самого Лиона. Там он несколько дней жил в монастыре у тамплиеров, а потом вернулся и стал папой. При этом говорят, что он узнал у тамплиеров нечто такое, что и послужило причиной его смерти. Вот эту тайну и хотел вырвать у Целестина Бонифаций. По крайней мере, так говорят в Риме.
— Тогда почему же считают, что эту тайну знает Антилия? — пробормотал поэт. — Если только она не замешана в преступлении…
— А при чем здесь танцовщица? — удивленно спросил Антонио и добавил, пожав плечами: — Впрочем, Церковь часто получает сведения из необычных источников, но они почти всегда надежны. Если Церковь считает, что танцовщица каким-то образом в это замешана, скорее всего, это именно так!