Доев желе, Катерина бросила на Генриха манящий горячий взгляд и слегка приоткрыла коралловые губки. Генрих притянул было ее к себе, но в этот момент вошел слуга и сообщил, что Ее Королевское Величество ожидает его в своих покоях. Катерина возмущенно вскочила с кресла и, прикусив губку, отвернулась. Генрих тяжело поднялся, подошел к ней и обнял за плечи.
– Моя милая Кэтрин, не сердись. Это последняя ночь, которую ты проведешь вдали от меня. Клянусь, завтра же Анна покинет дворец, а через два месяца мы обязательно обвенчаемся.
– Только через два месяца? – повернувшись и недоуменно глядя на короля, спросила Катерина. – Но я не хочу так долго ждать!
– Я так решил, и мы не будем это впредь обсуждать, – раздраженно ответил король и, отстранив девушку, направился к двери.
– Генрих! – воскликнула Кэтрин, но тот не остановился и даже головы не повернул в ее сторону. – Дьявол! – глядя на закрывшуюся за королем дверь, яростно топнула ногой Катерина. – Что мне делать? Что делать?
Она бросила презрительный взгляд на слугу и повелительным тоном приказала:
– Мою карету, и немедленно!
– Графиня Говард, милорд, – сообщил слуга, войдя в залу, где герцог Норфолк сидел возле камина и в задумчивости глядел на огонь.
Недавнее посещение тюрьмы вывело его из равновесия. Уверенный тон Кромвеля не давал ему покоя. «Что он имел в виду, упомянув об Анне? На что намекала старая лиса? Он знает больше, чем говорит, или говорит ровно столько, чтобы держать всех на коротком поводке. Ничего не выйдет, господин Кромвель, вы проиграли».
– Ваше превосходительство, графиня Говард, – повторил слуга чуть громче, видя, что герцог его не слышит.
– Графиня? – изумленно уставился на него Норфолк. – Какого черта она тут делает… Вели войти!
Катерина Говард проскользнула в залу, еле слышно ступая маленькими ножками. Она была одета в великолепное платье, сшитое из розового сатина и окаймленное по подолу и линии рукава розовыми жемчужинами; сверху платье прикрывала накидка черного шелка, расшитая золотыми нитями. Миленькую девичью головку украшала изумительной работы диадема, на которой переливались бриллианты в окружении жемчужин.
– Дорогая племянница, как хорошо, что в столь одинокий вечер вы решили навестить меня. Признаться, я никак не ожидал вашего визита. Вы привезли новости?
– Нет, но мне надо с вами поговорить, дядюшка, – садясь подле герцога, начала было девушка.
– То есть как это – нет? Тогда позвольте спросить, какого дьявола вы приехали сюда? Разве вам не нужно быть рядом с королем? Разве не об этом я вам твержу с первых дней вашего пребывания во дворце?
– Король с королевой, – виновато произнесла Катерина и опустила глаза.
– Что? С Анной? – герцог Норфолк вытаращил глаза. – Что это значит? Они опять вместе? Нет, это невозможно. Бездарная девчонка! Я тебя вытащил от тетки, из захолустья. Я открыл перед тобою все двери! А ты…
– Дядюшка, почему вы сердитесь? – удивленно хлопая глазами, спросила Катерина. – Я делаю все, что вы мне говорите. Сегодня за ужином я уговорила Генриха сослать Анну. Завтра она уедет в Ричмонд.
– В Ричмонд? – оживился Норфолк. – Это уже что-то… А как насчет Кромвеля?
– У меня не было возможности обсудить с ним эту тему. Я как раз собиралась это сделать, когда пришел паж и сообщил, что королева ждет Генриха в спальне. Король пообещал мне, что это последняя ночь, которую мы проведем порознь.
– Вы умница, – смягчился герцог, услышав приятную новость. – Но все же не оставляйте Генриха надолго без вашего внимания, дорогая племянница… Принесите вина и сладости! – приказал герцог и, поудобнее устроившись в кресле, приготовился к светской беседе, намереваясь в том числе дать племяннице несколько указаний относительно того, как надо вести себя с королем и что нужно сделать для осуществления его, герцога Норфолка, планов.
Но, заметив нервозность Кэтрин, он решил вначале осведомиться о ее состоянии:
– Кэтти, дорогая, вы сегодня сама не своя. В чем дело? Может, случилось нечто такое, о чем вы умолчали и что мне следовало бы знать?
Фаворитка короля отвела взгляд и покраснела. Герцога Норфолка насторожило странное поведение племянницы. Он встал напротив сидящей девушки.
– Рассказывайте, графиня. Что вы там утаили?
– Я… я не знаю, о чем это вы, милорд, – пролепетала Кэтрин, все больше волнуясь. Ее глазки округлились от страха, взгляд заметался по сторонам.
– Хорошо, тогда ответьте, почему вы приехали ко мне? Ведь не скажете же вы, что соскучились по моему обществу?
– Конечно нет, дядюшка… – быстро ответила Катерина, но осеклась. – То есть я хотела сказать, что да. Мы так мало видимся!
– Не играйте со мной, как с этими смазливыми мальчишками. Вашу натуру я насквозь вижу! – сверкнув глазами и повысив голос, произнес Норфолк, хватая фаворитку за руку. – Это их вы можете обвести вокруг пальца, на меня же ваших силенок и мозгов не хватит… Я еще раз повторяю: зачем вы пожаловали ко мне в такой поздний час?
Катерина, жалобно взглянув на разгневанное лицо герцога, вдруг залилась горючими слезами.
– Он… Он… Он сказал, что женится на мне только через два месяца, – поделилась своей бедой Кэтрин сквозь слезы.
– И только-то? Уф, я-то думал, что случилось что-то серьезное. Милое дитя, ну стоит ли так пугать старика, – облегченно вздохнув, сказал герцог. – У меня слабое здоровье.
– Но это невозможно! – в сердцах вскричала Катерина, вскакивая с места.
– Почему? Генриху надо еще сначала развестись, а это не так просто. Потом подготовка к свадьбе, приглашение гостей, всякие формальности…
– Но я не могу так долго ждать. У меня нет времени! – закричала Кэтрин, топнув ножкой.
– Я не понимаю вас, племянница. Почему? Король завтра ссылает Анну, потом, через какое-то время, она подпишет документы о разводе, ну, или ее отправят в Тауэр, как Кромвеля, без разницы. И Генрих обретет свободу. Он влюблен в вас, – даже мне он об этом говорил. Король имеет намерение жениться на вас. Потерпите, и вскоре на вашу головку ляжет корона.
– Но я не могу так долго ждать… Я… я… я жду ребенка! И он… – Кэтрин замолчала, собираясь с духом.
– И он? – не понял герцог, ошеломленно глядя на племянницу. – Что «и он»?
– И он не от короля…
Тишина больничного коридора действовала угнетающе на измученного ожиданием Генриха Тейлора, сидевшего, прикрыв глаза, под дверью палаты. Ему
не хотелось верить в реальность происходящего. Молодому человеку казалось, что это дурной сон и стоит ему открыть глаза, как кошмар улетучится. Однако, открыв глаза, он увидел все те же белые стены и все тот же длинный пустынный коридор. Он встал, не в силах больше сидеть, и начал расхаживать по коридору, заложив руки за спину и время от времени поглядывая на дверь, за которой велась борьба за жизнь его любимой жены. Перед глазами Генриха то и дело всплывал образ его дорогой Аннелис. Ему вспоминалась их первая встреча, ее большие печальные голубые глаза, так поразившие его в тот момент, их первое свидание под сенью баобабов, игра лучей заходящего солнца в ее золотистых волосах, ее мелодичный голос, когда она пела их любимую песню… Как будто все это было только вчера.