Проведя вслед покаянцу свой коронный охотничий бросок, Физз изловил его за торчащую из ранца ременную подставку, на которую летун пристраивал в полете ноги. Что отнюдь не придало ему резвости, ибо весу в варане было немало – больше чем полцентнера. От внезапного рывка вингорец взмахнул руками и плюхнулся задницей на палубу. Где и пал мгновением позже от кистеня северянина, так, наверное, и не поняв, кого нужно благодарить за эту подлянку.
Ханбир, из пробитых щек которого ручьем лилась кровь, и его раненный в ногу собрат метнули в нас еще несколько ножей и бросились к восточному борту – туда, куда ветер старался все время утянуть дельтаплан. Отразив щитом вингорские снаряды, Убби велел мне и Долорес держать строптивый аппарат, а сам погнался за покаянцами, намереваясь пришибить их до того, как они расправят крылья и сиганут с лайнера.
Наемник опоздал всего на секунду, почти дотянувшись кистенем до прыгавшего последним хромоногого летуна. Но те успели-таки удрать от северянина и, раскрыв уже в падении крылья, поймали восходящий ветровой поток, взмыли вверх и устремились к краю каньона.
– У, загрызи пес вас и ваших детей! – выругался Сандаварг, пнув в сердцах босой пяткой бортовое ограждение. После чего обернулся к Долорес и прокричал: – Эй, женщина, если ты готова лететь – лети, не жди! Не думаю, что вингорцы отправились догонять своих! Покаянцы возвращаются только с победой или не возвращаются вовсе!
– Он прав, – согласилась Малабонита. – Надо спешить, пока эти двое не подыскали наверху место, откуда им удастся атаковать меня при взлете. Хватай «птичку», потащили ее на край! Вон туда, где борт пониже.
Пока мы, спотыкаясь на уступах, волокли дельтаплан по амфитеатру, Ханбир с собратом покинули каньон и, резко повернув на север, скрылись с наших глаз. Предугадать тактику вингорцев было легко. Прежде чем напасть повторно, они переместятся немного западнее, чтобы каньонный ветер опять вынес их или на палубные надстройки «Оазиса морей», или на какой-нибудь близлежащий скальный уступ, с которого летуны смогут нас обстреливать. У Долорес и впрямь осталось в запасе очень мало времени, и мы спешили изо всех сил.
– Я когда-нибудь говорил тебе о том, что люблю тебя? – Меня вдруг неприятно осенило, что я совершенно не помню, признавался ли в чем-то подобном своей пятой жене. Она мне определенно раза три что-то такое говорила, это да, а вот я… Любопытно: только сейчас, когда мы, возможно, видели друг друга в последний раз, я ощутил, насколько все же странными были наши отношения. И еще более странным выглядело то, что нас обоих они вполне устраивали.
– Да, было однажды, – грустно ухмыльнувшись, ответила Малабонита. – В Аркис-Гайане, года два назад. В тот день ты крепко перепил на приеме у тамошнего бургомистра, и мне пришлось через весь город тащить тебя, невменяемого, обратно на «Гольфстрим». Тогда-то ты, Mio Sol, и признался мне впервые в любви. Даже на колени, помнится, вставал. Правда, сам подняться с них уже не мог, но я все равно была очень тронута, спасибо.
– Хм… Вот как? – Я замялся. Мы дотащили дельтаплан до борта, а это означало, что время, отпущенное нам судьбой на прощание, истекло. – Что ж, ладно, раз говорил, значит, можно не повторяться, да?
– Конечно, – пожала плечами Долорес, проверяя, надежно ли закреплены у нее на поясе нож и фляжка, а на спине – лук и колчан со стрелами. – Зачем лишний раз твердить друг другу то, о чем мы с тобой и так прекрасно знаем? По-моему, никто из нас не жалуется на плохую память. Правда, Физз?
– Шхипер люпит сфою хоспошу! – прошипел притопавший следом за нами ящер. – Фисс люпит сфою хоспошу! Фисс и шхипер путут ее штать! Сфятой Фитель Хафанский!..
Размах искусственных крыльев Малабониты был раза в полтора шире вингорских, и весили они, соответственно, тоже больше. Я знал об этом и все равно изрядно струхнул, когда ведомый ею дельтаплан опасно клюнул носом, едва отлетев от борта, с которого она стартовала. За те мгновения, что Долорес выравнивала полет и ловила ветер, я пережил столько страхов и сомнений, сколько их, наверное, не посещало меня за весь этот проклятый рейс. Но как только планер встал на крыло и начал уверенно подниматься вверх, как ко мне вновь вернулась уверенность. И чем выше поднималась Малабонита, тем сильнее я надеялся, что у нее теперь все получится.
Однако это было лишь начало испытаний, какие предстояло пройти моей вере в нашу спасительницу.
– Вон они! – прорычал Убби, первым заметив отделившиеся от северного склона две крылатые тени. – Эх, высоко, загрызи их пес! Слишком высоко! Не достану!
Теперь в руке у северянина вместо кистеня был зажат длинный кожаный ремень, который до этого Сандаварг носил обмотанным вокруг пояса. В размотанном же виде эта традиционная деталь одежды северян являла собой мощную пращу. Она применялась ими, как правило, лишь для охоты, поскольку была сделана не из иностали и потому считалась недостойным для благородного боя оружием.
Надо отметить, что праща Убби была заметно больше всех когда-либо виденных мной ранее пращей. Судя по расширению, в какое укладывался снаряд, Сандаварг мог метать булыжники величиной со страусиное яйцо. Камни, которые он подобрал в том месте, где корма лайнера вросла в осыпь, были помельче. Но попади они под руку любому другому пращнику, он все равно отбросил бы их как слишком крупные и тяжелые.
Крепыш-коротыш приготовил пращу, собираясь прикрыть Малабониту, если вингорцы нападут на нее сразу, как только она взлетит с палубы. Но они вновь напомнили о себе лишь тогда, когда мы уже ничем не могли помочь Долорес. Не обращая внимание на раны, Ханбир и его собрат прыгнули с края каньона и взялись снижаться по крутой спирали, будто нацелившиеся на добычу кондоры. Траектории их спуска и полета дельтаплана должны были пересечься в течение ближайшей минуты.
Долорес не могла не видеть приближающихся врагов, но ничего пока не предпринимала. Ветер увлекал ее все выше, прямо навстречу покаянцам. То, что они не могли высвободить в полете руки из подкрыльных ремней и метать ножи, вовсе не умаляло нависшую над Малабонитой угрозу. Заостренные, обитые железом носки и пяточные шпоры вингорских ботинок как раз и предназначались для схваток в воздухе. Коротких и яростных схваток, в которых вингорцы выясняли отношения во время своих междоусобиц. Все, что требовалось подраненным пулями ублюдкам, это распороть ткань на крыльях планера Долорес. После чего Прыгающему Камню останется лишь спуститься на дно каньона и забрать причитающийся дону Балтазару трофей – одну из четырех голов, обещанных ему Шомбудагом.
Стихия, в которой назревала битва между аборигенами Хребта и дочерью алькальда Сесара, была для нас с Убби абсолютно чуждой. И потому нам оставалось лишь топтаться внизу и гадать, кому сегодня благоволит всевидящее Солнце: хозяевам гор или нам – обиженным ими проходимцам. Сковавшее нас напряжение передалось даже Физзу, стоящему рядом с нами, задрав морду в небеса, и возбужденно колотящему по палубе хвостом.
За две секунды до нападения, когда каждый из покаянцев уже снял с подставки одну ногу для удара, Малабонита прекратила трепать наши нервы и показала, что она готова к встрече с врагом. Потянув рулевую перекладину на себя, она направила дельтаплан вниз и заставила его сделать глубокий нырок. Начало его было плавным, но завершился он довольно крутым взлетом. Последовавшие было за Долорес вингорцы не успели среагировать на этот финт и остались внизу. Площадь их крыльев не позволяла так же резко изменить высоту полета. И пока они переходили от снижения к подъему, их жертва вернулась на прежний курс и продолжила бегство из «сквозняка».