Часть III
Безбилетник на седьмом этаже

Когда в самом конце мая 1978 года я забрал Сэндвич-с-мармеладом с «Уотер-ферм», к этому времени ему было уже около тридцати дней, выходит, что вылупился совенок в конце апреля. Я решил, что у Мамбл, как и у ее величества, должен быть официальный день рождения. Поскольку у меня было много друзей в Британской ассоциации членов французского иностранного легиона, то я решил праздновать день рождения моей совы в славный день 30 апреля – в День Камерона, который я в любом случае отмечал бы.

У моей совы был паспорт – желтая пластиковая ленточка с надписью «39 RAH 78 U» на пушистой левой лапке. Имя Мамбл [8] я дал ей через несколько дней – птица постоянно вела тихие беседы сама с собой, со мной и с большим миром. Хочу подчеркнуть, что все это происходило за тридцать лет до того, как американская мультипликационная студия назвала тем же именем придуманного ими пингвина, стремящегося попасть в шоу-бизнес. Я всегда подозревал, что кто-то из Голливуда был знаком с моей совой, хотя и не припомню, чтобы подобное случалось.

Накануне приезда Мамбл я тщательно вычистил старую балконную клетку Веллингтона. По некоторому размышлению я построил еще одну клетку, для дома. Ее я установил возле окна на кухне. Я не знал, как пойдет дело, но по опыту общения с Веллингтоном понимал, что нужно как-то приспособить дом для обитания совы. Я приобрел и модифицировал набор для изготовления садовых компостных емкостей – широкие панели из проволоки с пластиковым покрытием, соединенные резиновыми зажимами. Так у меня получился просторный куб метр на метр. Я сделал в этой клетке дверцу, жердочку у порога, две жердочки из толстых веток в задних углах клетки, а пол застелил толстым слоем газет.

Я твердо решил никогда не спутывать лапки Мамбл и собирался дать ей практически полную свободу, чтобы она как можно больше времени проводила в квартире – ну или хотя бы в коридоре, ванной, на кухне и в гостиной (здравый смысл подсказывал, что лучше держать ее подальше от моей спальни и кабинета, хотя порой у меня бывали минуты слабости – я просто не мог устоять перед обаянием совы). Поскольку приучить птицу к идеальному поведению в доме не так просто, то я должен был принимать происходящее с определенным смирением. Вскоре в квартире должно было оказаться немало совиного помета, и мне следовало привыкнуть к этой идее.

Неясыти аккуратнее сипух. Они почти никогда не гадят близ своего гнезда, но для этого им нужно иметь возможность улетать подальше. Хотя я знал, что мне никогда не удастся убедить сову справлять нужду в определенном месте, мне казалось, что важно обеспечить ей максимально комфортные для этого условия. Я построил удобную жердочку из L-образной ветки, установленной над большим, глубоким деревянным подносом для хлеба (я присмотрел его в соседнем супермаркете, и он показался мне вполне подходящим для этой цели), застеленным множеством газет. Эту жердочку я установил на небольшом столике в гостиной, откуда открывался прекрасный вид на окна. (По каким-то давным-давно позабытым рекламным соображениям вдоль одной стороны этого подноса кто-то написал слово «Совершенство». Когда Мамбл погружалась в медитацию прямо над этой надписью, она производила абсолютно неотразимое впечатление.)

Я знал, что, если предоставить сове свободу выбора, она предпочтет сидеть на высоте. Самыми подходящими для нее местами стали бы приоткрытые двери, поэтому стоило застелить полы вокруг дверей газетами. Кроме того, я закрыл часть стен в этих местах прозрачной пленкой, чтобы защитить их от брызг. Пленкой я закрыл и мебель, которой редко пользовался, когда был в квартире один. Все это потребовало времени, но такова неизбежная плата за удовольствие делить жилище с диким существом.

Конечно же, мне снова пришлось призвать в союзницы мою соседку Линн, поскольку Мамбл предстояло много времени проводить на балконе, всего в метре от окна ее спальни. Когда я неловко объяснил Линн, что собираюсь завести довольно разговорчивого соседа, она восприняла это на удивление спокойно и не изменила своего отношения к Мамбл, несмотря на серенады совы. Через несколько месяцев Линн покинула свою квартиру, но не из-за Мамбл, а просто потому, что вышла замуж. Впрочем, новые жильцы отнеслись к моей сове так же спокойно, как и она. Одним из них был мой старый друг Джерри – я часто работал вместе с этим замечательным иллюстратором. Впрочем, по-другому и быть не могло, потому что о столь необычном соседстве он знал заранее.

Я подготовился настолько хорошо, насколько это было возможно. В морозилке лежал солидный запас цыплят. И вот, я забрал свою новую сову с «Уотер-ферм» и благополучно пронес ее в свою квартиру, не привлекая излишнего внимания. Эксперимент по совместному проживанию мы начали в конце мая 1978 года. У нас быстро сложились более приятные отношения, чем были у меня с Веллингтоном.

* * *

Приручение Мамбл проходило без сложностей – она была ручной уже к моменту нашей первой встречи. Квартиру она обследовала с интересом – бродя по комнатам, а иногда совершая длинные, причудливые прыжки. Когда перед уходом на работу мне нужно было пересадить ее в клетку на балконе, я без труда сажал ее в картонную коробку или корзину и выносил на улицу. Мамбл понравилось подготовленное мной жилье. Обычно она скрывалась в своем убежище сразу же, как только я прекращал борьбу со сложным устройством моего изобретения. Вечером я возвращался и сразу шел на балкон, чтобы забрать ее в квартиру. Мне приходилось довольно долго ждать, пока сова снизойдет до общения и позволит поймать себя. Впрочем, оказавшись в гостиной, она мгновенно осваивалась и чувствовала себя превосходно.

Поскольку мне не нужно было приручать сову с помощью пищи, я кормил ее цыплятами на ночь – самое естественное время кормления ночной птицы. Как и Веллингтону, я сообщал Мамбл о том, что ужин готов, определенным свистком, не используя этот сигнал в другое время. В отличие от Веллингтона, она усвоила распорядок за два-три дня. Иногда мне и свистеть не нужно было – Мамбл прекрасно слышала, когда я открывал холодильник и начинал шуршать пластиковыми пакетами. На кухню она являлась незамедлительно. Я кидал ломтики цыплят в открытую ночную клетку на кухне. Когда сова забиралась в клетку и начинала есть, я запирал клетку, выключал свет и оставлял ее на кухне. Иногда такой подход Мамбл не устраивал, и, когда она заканчивала есть, я снова открывал клетку и выпускал ее в квартиру на всю ночь.

Ожидая, пока я проснусь и выпущу ее на балкон после ночи, проведенной в клетке на кухне, Мамбл развлекалась раздиранием газет на полу клетки. Она разбрасывала крохотные клочки бумаги по всей кухне. Каждое утро мне приходилось подметать пол и застилать клетку новыми газетами. Рвать что-либо сове очень нравилось. Поскольку любознательность этой птицы была неутолимой, я очень быстро научился не оставлять на виду ничего такого, что можно было бы изодрать.

Когда сова свободно перемещалась по квартире и я хотел подозвать ее, я ловил ее взгляд и постукивал пальцем по плечу. Она тут же запрыгивала мне на плечо – или, гораздо чаще, планировала с высоты. Оказавшись в моей квартире, Мамбл сразу же научилась перепрыгивать с мебели на приоткрытые межкомнатные двери. Оттуда она могла видеть всю комнату и окружающий мир через панорамное окно. Естественно, что дверь гостиной стала ее излюбленным местом. По выходным, когда Мамбл могла проводить в квартире весь день, она с удовольствием часами дремала, устроившись на этой двери. Очнувшись от дневной дремы, она часто издавала короткий свист – «снит!» – трясла головой и два-три раза щелкала клювом. Если я брал ее в руки, когда она еще дремала, сова доверчиво перебиралась на мою руку, но при этом походка ее была нетвердой. Как пьяница, преодолевающий лестницу, она сосредотачивалась на каждом движении.