Находилась… Еле дошла домой, померила давление – высокое. Легла. Слушала голоса с улицы через открытые окна, визги какие-то… Господи, скорее бы самолет, скорее бы домой. Несколько раз звонил телефон, но она не подходила – никто мне не нужен, никто, вот вернусь домой и наговорюсь… Задремала. Без снов, без пульсации в висках. Проснулась, прошлась по квартире. Еще раз проверила ящики. Шкафы – все чисто, нигде ничего не осталось, пустые полки. Может, на память взять чашку или ложку? Открыла шкафы на кухне. Ничего не глянулось, никакой милой вещицы нет – вот все-таки не умела Сонька жить, вить гнездо, наводить уют. Потому что гадят они все в душу, не умеют радоваться простому, все их прет куда-то… А куда?
…Наконец-то девять, пора выходить, ловить такси. Присела на дорожку, подхватила свой чемоданчик на колесиках, который ей когда-то передала Соня для поездок. Майя тогда еще пожурила ее по телефону: «Зря тратилась, мне ездить никуда не надо, мне и дома хорошо!» Но вот пригодился – легкий, вместительный, как будто сам катится. Большой одышливый чемодан она выкинула со шмотьем, а этот второй в самый раз. Проверила паспорт, билет, деньги. Вышла, спустилась, кинула в спину портье «Ауфвидерзейн». Вышла на набережную, темную и пустую. Только молодые люди бегают, заткнув уши наушниками. Как идиоты, нашли себе занятие. Вместо того чтобы детям книжку почитать… Вот и вырастают нелюди.
Постояла – нет такси. И прохожих нет. Попробовала спросить у пробегающего мимо испанца с косичкой, в пропотевшей майке – не услышал, уши-то закрыты. Кинулась к девушке – то же самое. Третья даже шарахнулась – то ли от неожиданности, то ли еще отчего.
«Ладно, – подумала Майя, – пойду к центральной площади, там была стоянка. Ехать тут максимум сорок минут, я же помню».
Дошла не быстро, запыхалась, устала. Вокруг улицы гудели голосами, испанцы стояли большими группами, громко говорили, ели тапасы со столиков и пили сидр. Говно эта их жратва, одна показуха! Прошла через площадь Конституции с двумя арками, некогда служившую для корриды, это ей рассказывал Паша. «Балкончики с номерами, коррида – вот их конституция! Бойня! – подумала Майя, оглянувшись на всю эту Испанию разом, из которой уезжала навсегда. – Пускай бесятся тут без меня!»
На центральной площади такси не было. На удивление пустой вечер. Что сегодня за день? Среда? Ну да. Редкие пары прогуливались под тамарисками, Майя подошла к одним, к другим, повторяя заветное «Такси! Такси!» – они махали рукой в сторону площади без всякого рвения вникнуть и помочь этой пожилой неуклюжей женщине крайне провинциального вида, говорящей на странной смеси языков. «Флюг, флюг, – повторяла она, – айэрпот, аэропорт». Казалось, они не понимали даже это интернациональное слово.
Дело шло уже к десяти часам, мимо ехали отдельные такси, но внутри сидели люди и такси не останавливались. Вдоль набережной движения не было, идти туда не имело смысла.
Слезы навернулись на глаза, горло сжалось, она пыталась кричать, но выходил только сип. «Хэли ми, хэлп, – сипела Майя, – ай нид такси. Я хочу домой! У меня рейс через два часа!»
Какая-то пожилая пара остановилась и подошла к ней.
– Плиз, пожалуйста, битте, такси, аэропорт, шнель!
Мужчина сделал ей успокаивающий жест рукой и отправился к телефонной будке. Женщина сочувственно протянула ей бумажный носовой платок и вместе с ним пятнадцать евро.
Майя почувствовала ярость, но быстро подавила ее: надо ехать любой ценой.
– Данке, – сказала она им обоим, садясь в подошедшую машину, и постаралась как можно вальяжней помахать рукой.
В такси она увидела свое отражение в стекле: косынка сбилась набок, волосы растрепались, помада на губах – зачем-то намазалась остатками Сонькиной – расплылась, наверное, забыв, отерла губы рукой.
Таксист посмотрел на нее через зеркало заднего вида и постарался успокоить: тут очень близко, типа, еще пятнадцать минут. Синке, венти.
«Вот врет! – разозлилась она. – Или помчится так, что голову свернем».
– Ит из ок, гут, – сказала она ему, чтобы он не гнал.
Она прикрыла глаза и попробовала успокоиться. Надо было, конечно, пойти в отель, в тот же «Лондрес», там бы ей помогли. Почему ей не пришло это в голову? Ну ладно уж теперь. Слава богу, все кончилось хорошо.
Они в самом деле на удивление быстро приехали, таксист выгрузил ее небольшой чемодан, попросил тридцать евро и тут же уехал. Расплатившись, Майя огляделась. Она стояла перед зданием аэропорта, но это был какой-то другой аэропорт, крошечный, в зале ожидания уборщицы домывали полы и уже даже начали гасить свет, перед тем как запереть его на ночь.
О господи!
Еле шевеля ногами, Майя подошла к уборщице: «Флайт ту Москоу, – прошептала бессильно. – Мид-найт».
– Не разбирам, – ответила уборщица по-болгарски.
Мотнула головой, даже не подняла глаз.
– Москва, Москва, – запричитала Майя и достала билет.
Уборщица отерла желтой резиновой перчаткой пот со лба и нехотя принялась разглядывать билет. Было видно, что она ни черта не разбирает, но отчаяние Майи заставляло ее щуриться и хоть как-то стараться.
– Бильбао аэропорт, – сказала она, ткнув пальцем строку в билете. – Тут Сан-Себастиан аэропорт. Бильбао далече, далече. – Отвернулась и пошла запирать оставшиеся двери и гасить свет.
– Но что же мне делать? – взревела Майя. Она вышла из пустого и уже черного зала и побрела на бензозаправку рядом, которая тоже закрывалась. Оглянулась на безмолвный аэропорт – Господи, неужели?.. Ну да, она вроде помнила, что тут есть еще какой-то другой, но кто же мог знать… В темном зале мигала неоновая лампа. Так бывает: прежде чем перегореть – тревожное мигание, как будто сигнал тревоги, как в кино. Тык-тык-тык-тык.
Майя заплакала.
Как же может закрываться бензозаправка на ночь? Значит, тут никто не ездит? Ну да, на дверях написано: до 23:00, вокруг было черно, вдали виднелись горы и город, километров десять отсюда – тот самый городок Фуэнтеррабия, она узнала по очертанию главного собора на горе. Они с ЮГ так и не зашли в него, закрыто было, что ли?
Майя пошла на пустую темную остановку, присела там. Слава богу, ночь хоть теплая, сидеть-то здесь до утра, и билет пропал. Она сжалась в комочек, поставила ноги на чемодан, опустила руки и голову на колени. Тишина. Звезды мерцают. Чужое, противное небо, пустыри вокруг и одинокие деревенские дома и коттеджи метрах в трехстах отсюда. Забылась.
Вдруг где-то завыла собака. Они часто воют в такие звездные ночи, тоскуют, зовут кого-то, ищут голоса, отклика в темноте. От этого воя Майе стало чуть теплей на душе. Вот же – тоже живая душа, тоже глядит в кромешную тьму и не знает, чье бы тронуть сердце… Может быть, есть хочет, может, хозяин у нее жестокий и не покормил, а может, и поколотил. Майя, еле сдерживая свои уже уставшие слезы, так ясно представила себе несчастную шавочку, прикованную к грязной будке, вонь небось вокруг, кости обглоданные… Она видела собачью шею, истертую ошейником в кровь, она глядела сквозь тьму на эту воющую собаку и мысленно протягивала к ней руку, мысленно гладила ее по свалявшейся вонючей шерсти, а потом завыла и сама с ней в унисон, опустившись около своего чемодана на четвереньки и изо всех сил обхватив его руками.