– А вот и вы, мой необходимый противовес, – встретил нас Фултон, – как раз вовремя!
– Противовес?
– Докажите свою полезность.
Из досок и балок, использовавшихся при ремонте крыши, изобретатель соорудил высокую рамную опору, которую под прямым углом пересекала балка длиной футов в двадцать. Посередине она была прикреплена ремнями к основе так, чтобы ее концы могли двигаться вверх и вниз наподобие детских качелей. Один ее конец смотрел в небо в направлении зеркала; у второго, лежащего на земле, копошился Фултон.
– Думаю, я просто обязан соорудить катапульту Архимеда, чтобы разрушить его же древнее зеркало, – сказал изобретатель. – Только вот настоящее устройство, основанное на принципах сопротивления скручиванию, которое знаменитый математик мог бы соорудить, чтобы бороться с римскими кораблями, потребовало бы гораздо больше времени, инструментов и мастеров, чем мы можем собрать на этом незащищенном балкончике.
Небо озарилось вспышкой, и на восточном горизонте показался край солнца. Даже слегка подсвеченное сбоку, зеркало начало светиться.
– Как видите, для того, чтобы добраться до того форта, где расположено зеркало, нам пришлось бы покинуть комплекс Юсуфа, проложить маршрут сквозь хитросплетение улиц и без того возбужденного города и каким-то образом вломиться в крепость, охраняемую сотней мужчин. Единственной возможной альтернативой я вижу запустить мою торпеду по воздуху так, чтобы она упала у основания зеркала. По счастью, во дворце за моей спиной, судя по всему, какой-то переполох, и стражники, присматривающие за этой террасой, исчезли. – Он вопрошающе приподнял бровь, глядя на меня. – Если точно рассчитать длину запала, бомба взорвется вскоре после падения, и если она упадет туда, куда надо, то повредит зеркало так, что его уже нельзя будет восстановить.
– Мы работаем с Итаном Гейджем, – напомнил Пьер. – Я бы не стал ждать точности исполнения наших планов.
– Согласен, он склонен к импровизации. Но это тоже хорошо. Я вижу, вы забрали свою женщину и ребенка, Гейдж, и, судя по звукам, разбудили половину Триполи. Я бы не удивился, если б вы и мертвецов подняли. Быть может, эта сумятица позволит нам выиграть время.
– Мы выпустили всех пленников из тюрьмы.
– Весьма похвально. Теперь к делу. Я построил небольшую версию простой средневековой машины войны, которую французы именовали требушетом. Я прикреплю бомбу к этому концу моей поворотной балки здесь, конец привяжу к полу террасы, а вес закреплю на противоположном конце балки. Когда я обрежу веревку, крепящую нижний конец, противовес резко опустится вниз, конец с ракетой взлетит, и наша мина с горящим запалом полетит вон через те дома. Уничтожаем зеркало, бежим в порт и отправляемся домой. – Он пересчитал нас. – Я думал, что к этому времени хотя бы одного-двух из вас уже не будет – в моей субмарине очень тесно.
– Мой сын занимает не так уж много места.
– Если честно, в любом случае он попал бы в лодку до вас. Как и ваша красавица. – Фултон широко улыбнулся. – Но уж ладно, и Итана Гейджа как-нибудь втиснем. А теперь – солнце уже поднимается. Все готовы? Пока они нас еще не обнаружили.
– Готовы к чему?
– Может быть, вы заметили, что на противоположном конце требушета нет противовеса. Ничто под руку не подвернулось. Но затем я понял, что трое взрослых людей – это добрых пять сотен фунтов. А потому вам нужно вскарабкаться и закрепиться на самом конце моей импровизированной катапульты. Когда я обрежу веревку с этого конца, вы рухнете вниз, бомба взлетит вверх, и мой эксперимент будет завершен.
– Рухнем вниз?
– Считайте это забавой.
Солнечный свет хлынул на крыши Триполи.
– А что с Гором? – спросила Астиза.
– Я его подержу, – ответил Фултон. – Я знаю, как обращаться с детьми.
Она критически осмотрела всех нас, одного за другим.
– Ни при каких обстоятельствах. Никто из вас, мужчин, еще не обращался с ним хорошо. И только мальчишки могли соорудить такое глупое приспособление. Вы трое взбирайтесь наверх, а я обрежу веревку. Я уже оставляла своего сына с его отцом, и ему пришлось пережить такие злоключения, что будет чудом, если он вырастет не таким сумасшедшим и безнадежным, как Итан.
– Я не безнадежен. Просто склонен к импровизации.
– Я все равно тяжелее, – согласился Фултон. – Как ты и говорил, Гейдж, твоя жена умнее всех нас. Ну-ка, дайте мне отмерить длину фитиля.
Астиза посмотрела на меня испепеляющим взглядом.
– Ты что, называл меня своей женой перед своими друзьями?
Я сглотнул и широко улыбнулся.
– Может быть. – Неужели? Ничего подобного я не помнил.
– Не известив об этом меня?
– Точно так же, как и ты не удосужилась известить меня о том, что я стал отцом.
Она задумалась о нашем взаимном недопонимании с непроницаемым лицом. Моя улыбка становилась все более нервной. Я беспокоился, что обидел ее, или, наоборот, что ей это понравилось. И то, и другое казалось мне весьма рискованным поворотом, если не катастрофическим. Женщинам проще, подумал я завистливо. В нашем мире им нужен защитник и кормилец. Вот мужчина и кормит, и защищает, меняя все разнообразие ласк и утех мира на лишь одну женщину, – и что же он получает взамен? Любовь, помощь, постоянство и целое, превосходящее сумму его компонентов: семью. Мужчина получает сына и жизнь, полную гордости, беспокойства и ответственности. Он получает ту половину себя, которой ему всегда не хватало.
Не так уж и плохо, скажу я вам.
Я сглотнул, боясь Астизу не меньше взвода янычар, и предпочел обернуться, чтобы взглянуть на зеркало Архимеда. Оно было ослепительным – прекрасное золотое солнце, способное вселить ужас в римских легионеров одним своим неземным свечением. Я вдруг осознал, что если лейтенант Стеретт возвращается за нами, как и планировалось, его шхуна уже должна быть видна на горизонте. На столь далеком расстоянии зеркало, должно быть, напоминает светящийся маяк. Осмелится ли он подойти ближе?
– А как мы зажжем фитиль? – спросил Пьер.
Изобретатель замер.
– Об этом я не подумал. – Он всмотрелся на восток. – У кого-нибудь есть стекло, чтобы сфокусировать лучи солнца?
– Ради Аполлона, на дворе уже девятнадцатый век! – не выдержал я. – Все равно мы в тени. Пьер, чиркни кремнем по пороховой полке своего пистолета; вспышки должно хватить для того, чтобы поджечь фитиль.
– Верно, – согласился Фултон. – Какой же вы все-таки современный человек, Итан… Итак, наверх, господа! Гейдж, вы из нас самый крупный, вам быть на самом конце. Да, да, придется обняться, нынче не время для жеманства. – Я, словно обезьяна, прижался к самому концу балки, Пьер, насколько мог, обвился вокруг меня, а Фултон с трудом вскарабкался на нас верхом, посматривая назад. – Астиза, поджигайте фитиль, а затем рубите моим кортиком веревку.