– Я могу попробовать разрубить их, – обнажил Иван волшебный меч и продемонстрировал его действие на камнях камина под горящим завистью взором сына конунга.
– Нет. Это не поможет, – угрюмо мотнул взлохмаченной головой Мьёлнир.
– А твой молот? – вспомнил Адалет.
– Нет.
– А твоя божественная сила? – спросил ковер.
– Нет.
– А кольцо? У нас же теперь есть Г… кольцо! – встрепенулся Олаф.
– Кольцо?!..
Глаза бога грома сверкнули, он разжал кулак…
Посредине огромной, как обеденная тарелка, ладони лежал тусклый маленький бурый черепок.
– Хе-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ель!!!!!!!!!..
Когда последнее насмешливо-ехидное эхо исступленного вопля обманутого бога стихло, над мертвым городом воцарилась мертвая тишина.
– А вот это – конец… – устало опустился на край Масдая громовержец и отрешенно уронил голову на поджатые к подбородку колени.
Бесстрастные и безмолвные души стали не спеша собираться вокруг тюрьмы незваных гостей Хель, превращая полутьму вокруг в призрачное подобие белесого киселя.
– Расскажи хотя бы, с чем мы на этот раз столкнулись, – чародей пристроился рядом с богом грома, убитым новым поражением, и вытянул из кармана записную книжку и грифель. – Конечно, я про свою магию тут упоминать лишний раз не хочу – об усопшей или хорошо, или ничего – но, может статься, сообща мы что-нибудь придумаем, найдем выход силой мысли, так сказать, из безвыходной тюрьмы?
Остальные, угнетенные и подавленные, тоже собрались и молча сели вокруг, тщась отыскать решение проблемы, которой они не понимали, при помощи силы мысли, которой у них не было.
– Нет выхода, – угрюмо процедил сквозь зубы бог. – Это не простое железо или камень или что вы, смертные, там у себя еще можете изобрести. Это невозможно сломать, разрубить, расплавить или расшатать. Даже прикоснуться к ней – мгновенная смерть. Смерть без возврата.
– А бывает смерть с возвратом? – дотошно уточнил чародей, конспектируя речь бога. Мьёлнир пасмурно зыркнул на книжника.
– Не привязывайся к словам, дед. Я имел в виду, что после смерти отряга душа его уходит в Старкад, если это был герой, и пал он с оружием в руках, и сюда, в Хел, если это был какой-нибудь ремесленник, крестьянин, или герой, скончавшийся старым и беззубым в своей постели. Но если смертный или бессмертный хотя бы дотронется до такой решетки, то дни его будут сочтены в тот же миг. И его, и его души.
– Она тоже умрет?! – ужаснулся Олаф.
– Да, – кивнул громовержец. – Потому что это – не ваши елки-палки-железки, смертные. Это – пустота.
– Пустота?! – изумился Иван и принялся оглядывать друзей в поисках поддержки своему недоумению и удивлению. – Но пустота… она ведь нестрашная! Она просто… пустая! Как пустая комната, пустой кувшин…
– Пустая голова… – в пространство добавила царевна, но в ответ на четыре убийственных взгляда быстро уточнила: – Это я о себе.
– Пустота эта, и пустота в твоей, чужестранец, комнате – как снежная гора и снежинка… – неподвижно глядя на свои переплетенные в замок пальцы, тихо заговорил Мьёлнир. – Как море и капля… Как березовый лист и Иггдрасил… Она втянет тебя, засосет и разорвет на миллиарды клочков, едва ты прикоснешься к ней хоть одним пальцем. Эта пустота – осколки Гуннингапа, зияющей бездны, бестелесной, но твердой, как самый твердый гранит, или чугун, и из которой в начале времен был сотворен Провидением Белый Свет, и ничто не может противостоять ей.
– Белый Свет был сотворен не Провидением, а… – начал было просветительскую лекцию [73] Адалет, но Сенька своевременно ткнула его в бок кулаком.
– В чужой монастырь со своим самоваром не ходят, – строгим шепотом прокомментировала она свою попытку членовредительства. – Ну вот какая тебе сейчас разница?
Волшебник упрямо дернул плечом.
– Любовь к научной истине – вот главное достоинство настоящего адепта магических наук, где бы он ни находил…
– …я тебя знаю…
Бесплотный голос прозвучал в ушах пленников пустоты неожиданно и странно, словно легкий порыв ветра обрел вдруг язык и разум и заговорил.
– Меня? – прекратил спорить и небезосновательно подивился Адалет.
Но сообщение имело другого адресата.
– …и я тебя знаю… – подул, слабо шевельнув волосы на грязных нахмуренных лбах, еще один ветерок.
– …и я…
– …и я…
– …и я…
– …ты – Мьёлнир…
– …бог грома и молнии…
– …Мьёлнир – громовержец…
Мьёлнир-громовержец приподнял голову и с подозрением прищурился на гипнотизирующе колышущуюся по ту сторону решетки массу цвета разведенного молока.
– Кто это? Шпионы Хель? Пришли поглазеть? Поиздеваться над дураком? Позлобствовать? – свирепо оскалился он, и рука его сама потянулась к рукояти тяжелого молота.
– …нет…
– …нет…
– …нет, что ты…
– …я не могу издеваться над тобой…
– …никогда…
– …ни за что…
– …ведь ты – Мьёлнир…
– Да, я Мьёлнир, ну и что! Какое вам дело?! Проваливайте отсюда! Пошли прочь!.. – свирепо прорычал бог и грохнул кулаком по земле. Но тени, казалось, не слышали обидных слов, и призрачный ветерок продолжал шелестеть, гладя пылающие щеки и перебирая струны стонущих душ.
– …я помню тебя, Мьёлнир…
– …когда три недели не было дождя, стояла жара…
– …и посевы наши засыхали на корню…
– …наша деревня помолилась тебе…
– …а утром пошел дождь…
– …когда осенью вдруг после дождей ударили морозы…
– …и озимые наши могли померзнуть…
– …мы попросили тебя…
– …и за одну ночь выпало полметра снега…
– …он укрыл наш овес…
– …а весной он взошел дружно, и урожай был – сам-пят…
– …когда мы не успевали собрать посеянное, чтобы заплатить подать ярлу, моя семья обратилась к тебе…
– …и над поместьем ярла на неделю зарядили ливни…
– …он и его сборщики податей тонули на дороге в грязи…
– …а у нас было сухо…
– …и мы успели собрать весь ячмень до колоска…
– …а помнишь, однажды после дождика летним вечером на рощу опустилась стая саранчи…