– Пора…
Это был голос Да Ся. Я отпрянула от Элиана, раскрасневшаяся, запыхавшаяся.
Зи стояла на две террасы выше. Ее можно было хорошо разглядеть, не только силуэт. Понятно было, что и ей все видно.
– Пора идти. – Голос Зи дрогнул. – Сегодня ночью полно надзирателей.
Она сделала шаг назад, словно желая раствориться во тьме.
– Зи, подожди…
Я вскочила на нетвердых ногах. Мозг казался пустой клеткой. Из него все улетучилось. Волосы были в безумном беспорядке, а завязки туники – свободнее, чем следовало.
– Господи! Моя ледяная принцесса, – а для тебя, оказывается, еще не все потеряно! – сказала Да Ся, глядя, как я неловко пытаюсь привести одежду в порядок.
Я думала, что она подтрунивает надо мной, но это была крайняя степень удивления.
А Элиан, проклятье, расхохотался.
– Убери подальше этих чиновников протокола, и ее вообще будет не остановить.
– Заткнись, – сказала я.
Хорошо, что темно. Я краснела так, как могут только рыжеволосые люди.
Элиан заткнулся.
– Я не хотел…
– Пошли, – сказала Зи, пока Элиан не уточнил, чего именно он не хотел. – Мы искушаем удачу.
– Грета, – позвал Элиан.
– Идем. – Я отступила.
Зи повела нас назад к обители, где у стены сидел Атта – снова молчаливый. Мы четверо все вместе прошли через погреб и кухню. Вышли в трапезную, а потом в коридор…
Там тихо стоял аббат. С двумя надзирателями по бокам.
– Грета, – сказал он, словно я была одна. – Не спится?
– Грета, я же попросил тебя прийти ко мне, если не сможешь заснуть, – пожурил меня аббат.
Он показывал мне серую комнату, чтобы запугать и вынудить отказаться от своей власти. Это не помогло. Так что теперь… Я могла бы и догадаться, что последует теперь.
Приблизились надзиратели и, как пастушьи собаки отрезают овцу от стада, отделили меня от остальных. Я пошла к аббату, выпрямив спину, словно у меня к лопаткам были приделаны лебединые крылья.
– Знаю, святой отец, – кивнула я.
Но не извинилась. И не стала ничего объяснять.
– Это я попросила ее пойти со мной, отец аббат, – сказала Да Ся. – Прошу вас. Это моя вина.
Изображение рта у аббата изогнуло уголки вверх, словно Да Ся пошутила.
– Зи, я знаю дословно, что именно ты сказала.
Он назвал ее уменьшительным именем, и мне стало не по себе.
– Пожалуй, мы обсудим это позже, если не возражаешь. Мне кажется, наша дорогая Грета взволнована. У нее довольно учащенный пульс.
«Они читают наши мысли», – говорил Атта.
Зачем им читать мысли, если они умеют читать у нас по губам и в сердце?
«При ИИ никогда не ври», – заповедал Талис.
Надзиратели вели меня по направлению к мизери. Позади я услышала сдавленный голос Элиана:
– Аббат…
Аббат развернул голову, как сова.
– Спокойной ночи, мисс Ли. Мистер Палник, мистер Паша. Вам нужно отдохнуть.
Я слышала, как Зи что-то шепчет Элиану – настойчиво, наверное, чтобы заставить его замолчать. А потом дверь мизери закрылась, и больше ничего не было, кроме мягкого света и тишины.
Снофиксатор. Изобрели его психотерапевты, но знаменитым сделали пыточники. Магнитные поля стимулируют сновидения и управляют ими, медикаменты обманывают рефлекс, который пробуждает организм, когда сны становятся травмирующими.
Когда-то считалось, что если умер во сне, значит умер в жизни. Благодаря снофиксатору мы знаем, что это не так. Большинство людей умирают по меньшей мере шесть раз, прежде чем у них что-то не выдержит.
«Они применяют снофиксатор. И лекарства».
Я тогда поверила ей лишь наполовину.
Не знаю, сколько это все продолжалось.
Первый сон лишил меня ощущения времени – наверное, так и было рассчитано.
Это был обычный тягучий сон, когда тебе снится, что ты в каком-то непонятном тусклом помещении. Слышится равнодушное далекое бормотание – такой знакомый звук Галифакса. Потолок не стеклянный и низкий. Темнота сгущается, становится непроницаемой. Я протягиваю руку – каменная стена. Иду вдоль нее, шаркая ногами. Повороты, просветы – один, два, много… Лабиринт! Нет. Катакомбы, лабиринт могил. Я дотрагиваюсь до чего-то мертвого и ловко завернутого в парчу. Тело. Тело в моем платье.
Мое тело.
Я вздрагиваю и просыпаюсь, и оказывается, что я – это тело. Я – это тело, и я лежу на высоком узком столе. Холодный металл. Меня удерживают кожаные ремни. Кто-то смотрит на меня сверху – та самая девушка, Лебединая Всадница, с ее приторной добротой и ярко-синими глазами. Вокруг головы у меня клетка – что-то темное и металлическое проносится надо мной, и…
Я просыпаюсь – или не просыпаюсь, – я сижу в ночном саду. На мне моя парча. Слышу, как она хрустит, слышу ночных насекомых, реку. Слышу дыхание Элиана. Его руки запутались у меня в волосах. Он целует меня, но на самом деле целует мертвое тело: мои губы безжизненны. Моя кожа – очищенная картофелина. Зубы… Зубы шевелятся. Я кусаю его, и мои волосы начинают утягивать его, все дальше и дальше. Я кусаю его и чувствую горячий поток крови.
Я просыпаюсь или я…
– Грета! Грета! Проснись!
Чувствую, как мою руку берет другая рука. Узнаю по форме. Да Ся.
У меня ресницы измазаны в меду, словно во мне гнездятся пчелы. Я едва вижу, как Зи поднимает мою ладонь и прижимает к шее.
– Грета, прости меня.
– Зи?
Язык стал сухим и непослушным.
– Ты проспала завтрак – я утащила для тебя соку.
Я сощурилась. Свет слишком яркий. Бумажные журавлики снова вращаются, невероятно быстро. Паноптикон нависает над головой, словно стоит в самой середине нашей маленькой комнаты и его мачта пустила там корни. Его выпуклый глаз всего в нескольких дюймах от меня.
– Грета?
– Сок… – слышу я свой голос. – Сок – это хорошо.
Зи обнимает меня за талию и помогает сесть. Протягивает мне чашку. Нечувствительные губы прикасаются к холодной глине. Сок на вкус отдает паутиной и кровью. Но я все равно его глотаю и встаю. Не хочу оставаться в постели.
Да Ся поднимает руки, как священник, и берет в ладони мое лицо. Я чувствую пульсацию кожи, касающейся ее ладоней, – как быстро. Медленнее. Еще медленнее. Как Элиан опирался на меня у тыкв, так и я опираюсь на Зи. Она такая маленькая, а кажется больше меня. Опускаю лоб, пока он не касается ее лба.