Дебби скрылась в ванной, а я в несколько прыжков преодолела еще один лестничный пролет и вошла в ее спальню. В ожидании хозяйки я свернулась клубком на краешке кровати, перебирая в памяти сегодняшние разговоры. Неужели Дебби всерьез считает, что кафе может разориться к весне? А если это так, чем это может окончиться для нас? Я представила себе запертое кафе и Дебби, которая со слезами сообщает мне, что больше не может оставить меня у себя. Умываясь, я пыталась отогнать от себя мысли о таком невеселом исходе дела.

Я отлично понимала, что практически ничем не могу помочь Дебби. Я не могла прогнать болезнь, которая отняла память Марджери, и добиться процветания кафе было не в моих силах. Для Дебби я могла сделать только то же самое, что делала для Марджери: стараться, чтобы мое присутствие хоть как-то утешало ее, и уповать на то, что все наладится.

Дебби вернулась из ванной, благоухая зубной пастой и мылом. Устало вздыхая, она переоделась в пижаму и бросила одежду в кресло у окна. Но промахнулась, и вещи упали мимо. Дебби простонала, виновато поглядела на горку на полу. «Ничего, завтра разберусь», – буркнула она еле слышно, забралась под одеяло и выключила свет.

Лунный луч упал на серебристое покрывало, и вся комната казалась теперь призрачной. Я ткнула Дебби носом, и она в полусне погладила меня.

– Ох, Молли, – тихо вздохнула хозяйка. – Как же трудно начинать с чистого листа. Кафе того и гляди прогорит, а собственная дочь меня ненавидит.

Рука безвольно упала на одеяло у меня перед носом, и я нежно лизнула ее. Дебби улыбнулась с закрытыми глазами и пощекотала меня под подбородком.

– Нет, не все так плохо, – пробормотала она. – Я же нашла тебя, Молли.

Рука Дебби упала, но я еще несколько раз лизнула пальцы, слушая, как ее дыхание становится все ровнее. Убедившись, что она заснула, я продолжила свое умывание, чувствуя запах Дебби у себя на шерсти.

Только сейчас мне впервые пришло в голову, что у нас с Дебби очень много общего. Она, конечно, не знала этого, но ведь и я оказалась в Стортоне нежеланной гостьей. Как и Дебби, я тоже пришла в город в надежде начать новую жизнь и, подобно ей, почувствовала, что пришлась здесь не ко двору.

В голове непрошено всплыли воспоминания о моей первой ночи в Стортоне. Я словно заново пережила отчаяние, охватившее меня тогда при виде людей, сновавших по рыночной площади и озабоченных своими покупками перед наступлением Рождества. Вокруг меня были люди, но никто не замечал меня и не любил – справиться с этим оказалось куда труднее, чем выживать в сельской местности. В городе я поняла с полной ясностью, к чему стремлюсь. Я мечтала обрести хозяина – того, кто стал бы обо мне заботиться и согласился бы принять меня в свой дом. Нападение кота в переулке меня потрясло, и ощущение, что я никому не нужна, усилилось. Я чувствовала себя совершенно одинокой: для людей в Стортоне я была невидимкой, а для кошек – соперницей.

Глядя на спящую Дебби, я спрашивала себя – неужели и она чувствовала в Стортоне то же самое: в лучшем случае город был к ней безразличен, а в худшем – отвергал ее. Как бы я хотела рассказать все Дебби, поделиться с ней своими переживаниями, убедить, что она обязательно найдет выход, как нашла его я. В конце концов, я же выжила, сумела продержаться до тех пор, пока Дебби не взяла меня к себе.

Вспомнив о времени, проведенном в проулке, я почувствовала знакомый укол вины. Все верно, я жила там без хозяина, но все же не была одинока. Черно-белый кот по-своему, незаметно, заботился о том, чтобы я знала, что где-то я могу найти еду и убежище, в которое не доберутся злые уличные кошки. Меня захлестнуло чувство благодарности к нему, а следом – раскаяние, ведь за его заботу я отплатила неблагодарностью, перебравшись в дом к человеку при первой же возможности.

После той первой попытки я еще не раз выбегала во двор, чтобы найти кота. Каждый раз я надеялась на удачу, уверенная, что увижу его хвост, исчезающий в хвойных зарослях, или сверкающие в тени зеленые глаза, но каждый раз меня ждало разочарование. В проулке было тихо, безлюдно. Кот пропал без следа.

Дебби спала, лицо у нее было безмятежным, днем я почти не видела ее такой. Я закончила свой туалет и положила голову на лапы, вспоминая все, что она для меня сделала. Она дала мне не только дом, но еще и цель. Ей тоже жилось нелегко, и я знала, что нужна ей. Я не перестану ругать себя за то, как обошлась с котом, но отныне важнее всех для меня Дебби.

18

Мало того, что мы с Дебби обе чувствовали себя чужими в Стортоне, у нас было еще кое-что общее: Софи, кажется, ненавидела нас обеих. Дебби всегда начинала день с надеждой на лучшее: она будила Софи, нежно напевая «Ах, что за чудное утро», и отдергивала занавески. «Оставь меня в покое!» – вопила девочка из-под одеяла. Вставала она мрачной и раздраженной и оставалась такой до конца дня.

Софи не расставалась со своим мобильным телефоном, даже ночью клала его под подушку. С наушниками в ушах она оставалась равнодушной ко всему вокруг, и Дебби, видимо, уже смирилась с тем, что должна была повторять свои слова раза по три, прежде чем дочка услышит. К остальным своим вещам, кроме мобильника, Софи относилась с полным пренебрежением. Как Дебби ни умоляла ее быть поаккуратнее, девочка все равно раскидывала одежду на полу своей спальни, да и учебники с тетрадями тоже частенько валялись под ногами.

Гнев Софи вспыхивал по самым пустячным поводам, особенно если дело касалось меня. Ее тошнило от запаха моего корма, раздражало, что повсюду попадается моя шерсть, а главное – она смертельно обижалась, заметив, что я смотрю в ее сторону. «Что эта кошка вечно на меня таращится?» – крикнула она как-то вечером за столом, схватила свою тарелку и скрылась с ней наверху, предоставив растерянной Дебби заканчивать ужин в одиночестве.

Поначалу я предпринимала попытки подружиться с Софи, но они терпели поражение. Особенно печально закончилась одна из них. Как-то рано утром я обнаружила, что в камине в гостиной копошится мышь. Я проворно изловила ее и, прикончив одним движением челюстей, радостно потащила на чердак. Софи еще спала сладким сном, когда я тихонько пробралась к ней в комнату и положила еще не остывшую мышку на грязную тарелку, которую Софи оставила на полу. Неслышно, чтобы не разбудить девочку, я вышла из спальни довольная собой. Софи наверняка будет приятно удивлена и обрадована таким знаком внимания и заботы. Теперь-то она смягчится ко мне!

Я побежала к Дебби, которая на кухоньке готовила себе чай. Она как раз наливала в чашку молоко, когда сверху раздался леденящий кровь пронзительный вопль.

– Софи? Бога ради, что стряслось? – вскричала Дебби, выскакивая в коридор.

Из своей комнаты появилась Софи, наполовину одетая в школьную форму.

– Эта. Мерзкая. Кошка. Просто. Отвратительна, – прошипела она и протиснулась мимо нас, на ходу натягивая одежду. – И я не буду до этого дотрагиваться!