До вечера снова шли по горам. Долго поднимались по склонам, заросшим густыми дебрями, огибали отроги, выбирая пути по распадкам. Уставали кони. Кое-где приходилось прорубать дорогу топорами, сокращая путь в зарослях.
Наконец, растекаясь по ущельям, прошли главный перевал и скоро теснины стали отходить назад. Впереди за деревьями завиднелся красноватый свет закатного неба. Сзади над горами быстро сгущалась темень.
Нойоны спустились по дну распадка, обогнули косогор и вышли на опушку. Перед ними в надвигающихся сумерках до дальних гор простиралась холмистая ковыльная степь. Поблизости не было видно больших куреней, лишь несколько маленьких стойбищ темнело в низинах. Людей и скота возле них не было видно. Но под дальними сопками отчетливо синела, растекаясь по всей долине, ровная полоса дыма, выдавая присутствие больших куреней.
Тэмуджин, увидев перед собой меркитскую степь, вновь охватился волнением. В нем разгорался, усиливаясь, какой-то томящий, нетерпеливый зуд. Дрожа всем телом, он ищущим взглядом осматривал темнеющие холмы и низины. Где-то здесь, в этой дальней и чужой стороне была сейчас его Бортэ. Не убирая дрожащей руки с костяной рукояти мадаги, он с мстительным чувством думал: «Тогда вы напали на нас… ну, а теперь на себе почувствуйте горе и страх».
Он слез с коня, подошел к заводному – каурому мерину Хачиуна – отвязал и спустил на землю увесистую переметную суму. Вынул из нее кольчугу и шлем – подарок Тогорила, быстро надел на себя. Одел сверху пояс с оружием, двинул плечами, ощущая приятную, холодящую тяжесть железа, и снова сел на коня.
Из леса все выходили толпы всадников. Далеко слева и справа, из соседних распадков, показывались другие отряды. Беззвучными тенями выносясь из-за кустов и деревьев, чернея, они сливались с темными зарослями, копились, выстраивались перед опушкой в сотенные колонны.
Нукеры подвели к нойонам одного из взятых на Хилге проводников. Тот указал вдаль, на северо-запад, где краснел над сопками ровный ряд облаков, и сказал:
– Там, за теми сопками, есть небольшая речка, называется Тугнэ, на его берегу сейчас и стоит главная ставка Тохто-Беки.
Тогорил, решительно забирая власть в свои руки, собрал короткий совет. Подозвали всех тысячников. Сидя на конях, тесным кольцом столпились вокруг хана.
– Дождемся темноты, чтобы нас не было видно издали, да и коням дадим отдых, – говорил хан. – До выхода луны покроем какое-то расстояние. На главную ставку бросим тысяч пять. У них не было времени стянуть туда свои войска, и этих сил там хватит. Остальных направим по другим сторонам: на запад и на восток, чтобы с ходу разгромили главные курени и не дали им собраться вместе. Один свой тумэн я направляю на западный берег Селенги, чтобы погромил тамошние курени и обезопасил нас с той стороны. Это войско поведет мой брат Джаха-Гамбу.
Тэмуджин, полагаясь на хана и тысячников, был согласен на все, лишь бы побыстрее напасть на главную ставку. Он раздраженно посмотрел на Джамуху, который начал было рассуждать, куда какие силы направить.
– Я пойду с главными силами на ставку Тохто Беки, – сказал он и первым отъехал в сторону своих тысяч.
– Подожди, мы поедем с тобой, – Тогорил тронул коня, взмахом руки увлекая за собой Джамуху.
Тэмуджин подозвал Мэнлига.
– Выведи вперед первые три тысячи, с ними мы пойдем на главную ставку. Остальные пойдут на другие курени.
Тот с готовностью кивнул и отъехал, подзывая тысячников.
Наконец, сгустилась темь и первые отряды тронулись вперед. Три тысячи Тэмуджина вместе с тысячами Тогорила и Джамухи выдвинулись на ближние бугры. Сразу же, развернувшись крыльями, они широкой полосой порысили вглубь степи. Глухо загудела твердая, прихваченная засухой земля.
Нойоны, наскоро отдав последние распоряжения другим отрядам, направив их по разным сторонам, тронулись вслед за передовыми отрядами. Хан оставил у опушки и запасное войско из нескольких своих кереитских тысяч – прикрывать тыл.
Тэмуджин поначалу скакал рядом с ханом и андой, но скоро не утерпел и вырвался вперед, отрываясь от них. Не оглядываясь назад, он понукал жеребца, крепко поддавая поводьями, догоняя смутно виднеющиеся в темноте толпы всадников. Не отставали, держась рядом с ним, братья и нукеры. Дважды хан окликал Тэмуджина, призывая к осторожности, но тот, уже не владея собой, хлестнул коня и во весь опор поскакал к передним рядам.
Он догнал Мэнлига с Саганом, рысивших впереди отряда в окружении десятка всадников. Трое или четверо воинов, оглянувшись, узнали Тэмуджина и вежливо посторонились, уступая ему место.
Оказавшись впереди войска, наступающего на вражеский курень, Тэмуджин теперь ощущал незнакомое прежде тревожное чувство. В груди его, будто набитое чем-то тяжелым, туго колотилось сердце. Впереди было большое сражение – дикая, остервенелая драка на копьях и саблях, кровь, убийства. Это было не то, что бывало с ним раньше – стычки на прутьях с ровесниками ближних родов, – сейчас там, за холмами, ждали их воины чужого племени, которые встретят их острыми свистящими стрелами, сомкнутым строем, и много смертей, должно быть, ждало их впереди.
Подавляя в себе вязкие, сковывающие чувства, Тэмуджин готовился к неизбежному. Обостряя слух, он пристально всматривался в темноту под едва сереющей полосой потухшего заката над дальними сопками. Где-то там должна была решиться его судьба. Все вокруг, казалось, было наполнено предвестием какого-то страшного конца, и сама степь в ожидании многих людских смертей как-то странно притихла, лишь земля тяжело гудела от топота тысяч копыт.
На мгновение пришла мысль отогнать Хасара и Бэлгутэя назад, к задним рядам, но он тут же отказался от нее – услышат воины, подумают, мол, братьев своих бережет, а нас, простых людей, не жалко отдавать в жертву за свое добро. «Нойон должен быть готов и себя, и своих родичей отдать в жертву за дело, тогда и воины пойдут за ним без оглядки» – мимолетно вспомнились слова деда Тодоена, когда тот однажды, сидя у них в юрте, поучал своих племянников, его дядей.
Скакали они долго и уже далеко углубились в долину, когда сзади из-за туч медленно выползла полная луна. Земля вокруг озарилась бледновато-желтым светом. Всплыв из темноты, смутно завиднелись дальние склоны сопок. Тэмуджин изо всех сил напрягал зрение, пытаясь увидеть вдали меркитскую ставку. Впереди, насколько хватало взгляда, однообразно серела безжизненная степь.
И вдруг, выскакав на увал ровного, невысокого холма, Тэмуджин в двух перестрелах перед собой, в низине увидел очертания большого куреня. Внешний его круг широким ободом раскинулся в разные стороны. Под лунным светом отчетливо виднелись серые скопища юрт.
Вокруг разом послышались голоса:
– Курень!
– Ставка Тохто-Беки…
Не сбавляя хода, воины на скаку готовились к сражению. Передние доставали из хоромго луки, задние вынимали из ножен сабли и мечи, брали копья наперевес. Сотники и десятники безмолвно, не нарушая тишину, махали саблями, выравнивая ряды, выправляя крылья отрядов.