Он едва не разбил первую стеклянную дверь, проскочил холл, распахнул вторую и вырвался наружу. Он ничего не ждал, но знал, что будет кровь, неподвижность, смерть. Но Гаэль, пошатываясь, стояла между двумя неподвижными автомобилями, не видя его, не видя никого, босая, с растрепанными волосами, и, спотыкаясь, пыталась выбраться на тротуар.
Чудо – но не такое уж исключительное: за сорок лет в сыскарском деле Морван раз двадцать слышал о незадачливых самоубийцах, выживших после падения из окна. Конечно же, удар смягчили ветви и листья, сработавшие как предохранительная сетка. А потом крыша одной из машин. Гаэль скатилась на капот и застряла между двумя бамперами, откуда теперь и выбиралась, больше похожая на мертвую, нежели на живую.
Морван кинулся было к ней, но остановился в двух метрах. Пришел ее черед испускать волны – шока, ненависти, безумия. Он посторонился, давая дочери пройти. В несколько секунд он уверился, что у нее нет ни серьезных ранений, ни переломов, – об этом явственно свидетельствовала ее походка, пусть неуверенная. Вокруг девушки собралось кольцо зевак, которое отступало по мере того, как она продвигалась вперед. Морван наконец задышал, бормоча раз за разом «спасибо» и не представляя, кому оно на самом деле адресовано. Все неприятности, которые валились на него в последние дни, как рукой смело. Больше того, он готов был к любым другим: разорение, убийства, тюрьма, лишь бы Гаэль осталась цела.
В этот момент ее по-настоящему качнуло, и она упала. Но прежде чем дочь успела коснуться асфальта, Морван подхватил ее на руки:
– Девочка моя… Маленькая…
Рядом с ним появился Лоик. Выражение его лица точно определяло место этого человека в мире: отстраненный, вне времени, вне людей. Морван снова опустил глаза: Гаэль была на грани обморока, но она боролась, пытаясь оставаться в сознании. На ее бескровном лице вдоль правого виска, расцветая, как водяной цветок на поверхности пруда, проступал кровоподтек.
Морван хотел поцеловать дочь в лоб, но у нее хватило сил оттолкнуть его.
– Это тебя мне следовало бы убить, – шепнула она ему на ухо.
Около шести утра над портом Фос разразилась гроза. Сидя перед окном в гостиничном номере, Эрван наблюдал, как серые полосы хлещут по уличным фонарям, обстреливают рейд, вздымая крошечные водовороты, и заливают блестящим лаком тысячи ожидающих отправки контейнеров.
Он не спал – или спал урывками, как проваливаются в грязь, чтобы тут же подняться. Грязью была его семья, его прошлое, все те причины, которые могли подвигнуть молодую женщину изо всех сил стараться погубить близких. До двух часов ночи Эрвана мучили мысли о жестокости отца, безропотности матери, страхах брата и сестры, о том бесконечном отвращении, из которого и состояла его «семейная жизнь».
Возможно, потом он и сумел бы заснуть, просто от усталости и отчаяния, но ему позвонил Морван, чтобы сообщить, что Гаэль пыталась покончить с собой.
– Опять? – ответил он и тут же пожалел об этом порыве циничного юмора.
Бесстрастным голосом отец описал, как все произошло. Речь уже не шла о юношеских заскоках, передозе таблеток, промывании желудка и прочем. На этот раз Гаэль реально решила свести счеты с жизнью. Истинным чудом, которое должно обратить всех Морванов к Богу, она осталась цела.
– Где она сейчас?
– В Американском госпитале, ее обследуют.
В Париже или, вернее, в Нейи-сюр-Сен болезням отведен свой VIP-квартал. Если вы желаете умереть без очереди или просто полечиться за дорого, это странное заведение с американским акцентом и фотографиями медсестер сороковых годов на стенах создано для вас.
– Как она?
Морван ответил в своей манере:
– Потом я отвезу ее в психиатрическую лечебницу Сент-Анн.
Фирменное место Старика, куда он уже много раз отправлял свою супругу и где лечился сам. Эрван не стал настаивать на подробностях. Ему необходимо как можно скорее вернуться в Париж. Чтобы обнять сестренку, которая плюнет ему в лицо. Успокоить отца, который будет слушать его, готовый взбелениться в любую секунду. Изображать из себя третейского судью в этой семейке психов на грани взрыва.
Он провел последние часы ночи, разглядывая сквозь стекло порт Фос и испытывая укоры совести. Поняв, что задумала Гаэль, он сначала попытался связаться с ней: она не ответила. Эрван отказался от мысли позвонить Лоику, который, учитывая уровень кокаина у него в крови, и отреагировал бы соответственно. Оставался Падре: Эрван поделился с ним своими подозрениями, стараясь преуменьшить проблему. Напрасный труд. Он должен был подождать, пока сам не окажется на месте, и быть рядом в момент столкновения.
В конечном счете победа в очередной раз осталась за кланом: все прочие события он умудрился оттеснить. Пусть Эрван уцелел в гонке с преследованием, пусть избежал смерти, пусть (возможно) приблизился к убийце, голова у него была занята исключительно семейными делами.
В окно он увидел, как прибыли его коллеги. Зрелище оказалось не менее очаровательным, чем кадры старых полицейских боевиков: грузовой терминал со сверкающими под дождем подъемными механизмами, лужи на причале, перечеркнутые красным и желтым, старенький «сааб» полицейских. Картина ему понравилась, и он сказал себе, что утро, может быть, приготовило ему несколько приятных сюрпризов.
В машине марсельцы ввели его в курс дела. Они тоже не спали. Вопреки первому впечатлению их эффективность оказалась на высоте: за несколько часов им удалось составить протоколы, необходимые запросы и обращения, чтобы получить законное право на вскрытие контейнера под номером 89AHD34. Они связались с прокуратурой, префектами и соответствующими должностными лицами на таможне. Все было в ажуре. Теперь можно удостовериться, содержатся ли в контейнере пресловутые ржавые гвозди.
Зато ни следов, ни свидетелей – чистый ноль. Опросили всех членов экипажа, как и бо́льшую часть докеров, находившихся поблизости от «Апнеа»: никто ничего не видел. Научная команда поднялась на борт в поисках отпечатков или органических следов: пустая трата времени. Потребовалось бы много дней, чтобы прощупать весь контейнеровоз – и что найти? К тому же их погнали оттуда, и часа не прошло. Полицейский, сидевший на пассажирском месте, вздохнул:
– Корабль отправляется сегодня утром, и доступ туда прекращен. Все, что нам осталось, – это контейнер.
– Его уже открыли?
– Этим занимаются.
Эрван замолчал, разглядывая пролетающие мимо абсолютно пустые причалы. Когда они добрались до западной акватории, ему пришлось протереть глаза, прежде чем им поверить: не только палуба «Апнеа Гайар» была заново заставлена контейнерами, но и само хранилище опустело. Бесконечный поезд принял свою долю ящиков. Остальные были, без сомнения, отправлены грузовиками или же перевезены в пакгаузы складской зоны.
Оставался один контейнер «Heemecht», с распахнутой пастью, вывернувший на бетон свое содержимое, как опрокинутый мусорный бак. Внутри копошились таможенники. Они доставали из него другие ящики, поменьше, в которых, в свою очередь, помещались совсем небольшие. Фрахтовочный вариант русской матрешки.