– А что ты думал делать с этими новыми месторождениями?
– Не стоит говорить в прошедшем времени: я думаю их эксплуатировать втихую, и в темпе.
– За спиной у африканцев?
– Тут не было бы проблем, если б курс не подскочил.
– А теперь?
– Разберусь.
Морван вел машину спокойно. Субботний полдень, какой-то парижский пригород. Пейзаж, в котором бетон окончательно одержал победу над жизнью. Пара двойников в темных костюмах на черном «мерседесе» отлично вписывалась в декорацию: служащие похоронного бюро по дороге на кладбище.
– Не понимаю, за чем ты еще гонишься, в твоем-то возрасте… Охота еще бабок?
– Легко презирать деньги, когда у тебя их нет. И даже это неправда. В глубине души ты знаешь, что бабки ждут тебя вместе с цветами на моей могиле.
– Если будут цветы.
Оторвав одну руку от руля, Старик дружески шлепнул его по затылку:
– И это семейное тепло!
Эрван не ответил.
– Ты должен поговорить с Гаэль, – продолжил Морван. – Ты должен сказать ей, что мы все рядом и любим ее.
– Проблема не в том, что она сомневается, любим мы ее или нет. Проблема в том, что она нас ненавидит.
– Она повзрослеет. Рано или поздно она поймет.
– А ты? Когда поймешь ты?
Молчание. Орлеанские ворота. Эрван чувствовал, как в нем поднимается гнев…
– Как ты можешь бить жену? – взорвался он.
– Это касается только нас.
– Как ты вообще можешь бить женщину?
– Мэгги не женщина. Не в том смысле, какой ты имеешь в виду. Она сильнее меня.
– Я ни разу не замечал, чтоб она брала верх.
– Ее сила в другом.
Эрван со всего маху стукнул кулаком по дверце:
– Ты хоть понимаешь, чем была наша жизнь? – Он приставил указательный палец к своему виску. – Каждый нанесенный тобой удар здесь, в глубине моей памяти.
– Прекрати этот спектакль: мне кажется, я вижу себя.
– Я никогда не буду тобой. Ты нас уничтожил. Лоик с его наркотиками. Гаэль с ее ненавистью. И я сам, который по уши залез в преступления других, чтобы забыть те единственные, которые идут в счет: твои.
Морван резко затормозил и вывернул на полосу для экстренной остановки. Эрван всем лицом налетел на приборную доску из орехового капа и подумал, что сейчас выстрелят подушки безопасности.
– Ты что?!
Падре выключил мотор.
– Я объясню тебе положение дел.
– Аллилуйя, – усмехнулся Эрван (у него носом шла кровь). – Я ждал этого сорок два года!
– С твоей матерью… кое-что произошло, когда мы с ней встретились. Наши отношения питались… жестокостью и ужасом. Было…
Казалось, он заколебался. Эрван никогда не видел его таким взволнованным.
– Я не могу сказать тебе больше, – опомнился Морван.
– Это связано с Человеком-гвоздем?
– Хватит, – заключил тот, протягивая сыну бумажный платок.
Эрван уже наталкивался на эту стену: не стоило терять время. Вернемся к делам.
– Как ты его задержал?
– Я тебе уже говорил.
– Нет, ты мне рассказывал, как ты его вычислил.
Морван тронулся с места и мягко влился в поток. Казалось, его грызли собственные признания – те, которых он не сделал. Для него быть искренним означало стать доносчиком.
– Когда мои подозрения пали на Фарабо, я допросил его. И без всякого толка. Просто симпатичный мечтательный мальчишка. Как говорят сегодня специалисты, «стремление к убийству составляло скрытую часть его внутренней жизни». С его расписанием тоже возникали проблемы: на каждое убийство у него оказывалось алиби.
– Как такое возможно?
– Работа в лесу. Он мог рассказывать, что ему заблагорассудится, – его рабочие все подтверждали. Как лбом об стенку. В конце концов я решил его убить. Я тебе уже рассказывал. Он убежал. Я выследил его в лесу.
– Как ты его нашел? И почему пощадил?
– Очень жаль, сынок, но эта тема – табу.
– Для кого?
– Для меня. Некоторые страхи лучше не пробуждать… Никогда мне не приходилось так хреново, как во время той погони. Он знал лес, как негр, а я был всего лишь жалким белым, который его преследовал. На его стороне были все духи, а я был гол…
– Духи, – прервал его Эрван, – ты в это веришь?
– А ты уже начал сомневаться?
Хоть эту невероятную информацию он заполучил: потусторонний мир не был для его отца ни иллюзией, ни суеверием. В подобных расследованиях это козырь. Возможно, Эрван никак не мог приблизиться к новому хищнику, потому что, в отличие от Падре, данное измерение для него не существует.
Морван выехал с окружного бульвара за церковью Сакре-Кёр де Жантийи. Дальше машина запетляла по узким улочкам за Орлеанскими воротами.
И снова у Эрвана не хватит времени спросить обо всем. Он перешел к самому срочному:
– Теперь мы уверены, что Перно был тайным агентом.
– Ну и что?
– Что он для тебя делал?
– Еще раз повторяю, он на меня не работал.
– Что ты про него знаешь?
– Он был специалистом по натяжной пленке.
– Что это такое?
– Пленка для продуктов, которой пользуются на кухне. С ее помощью он душил своих клиентов. А после использования снимал ее: ни следа, комар носа не подточит.
Показалась глухая стена больницы Сент-Анн, настоящего укрепленного города. Эрван был уверен, что сможет подловить отца в чем-то касающемся Перно, – просто надо было дождаться, пока не появится зацепка, кто-то из них наверняка совершил какую-нибудь ошибку…
Он вспомнил об одной детали – лучше уж вскрыть нарыв сразу:
– Согласно расшифровкам разговоров Анн Симони она несколько раз звонила тебе в день своей смерти.
– Точно.
– Зачем?
– Не знаю: я не успел ей перезвонить. Может, почувствовала себя в опасности, может…
Он не закончил фразу, и Эрван решил, что отец говорит правду: соединение каждый раз длилось всего несколько секунд.
– Иво Лартиг – знакомое имя?
– Художник, кажется?
– Да ладно тебе, папа. Парень, который лепит двухметровых минконди, как ты можешь не знать.
– Понимаю. А, да-да. Ты его подозреваешь?
– Я его сегодня допрашиваю.
– А как у тебя продвигается? И что за хрень в Марселе?