Эрван улыбнулся:
– Ну, движемся помаленьку.
– Лучше бы тебе включить вторую скорость. Убийство Перно на первых полосах. Все звонят мне, ты…
– Дай мне еще один день.
Они подъехали к воротам больницы. По знаку Морвана шлагбаум подняли. Привычная власть – тайная, передаваемая по цепочке…
– Твоя сестра в корпусе Брока.
Она добыча, самая настоящая.
Глядя на тех, кто столпился вокруг ее кровати, Гаэль представляла их только что спешившимися и разделывающими лань – то есть ее саму – охотниками в алых ливреях, с рожками через плечо. Они вырывали внутренности из ее распоротого живота и бросали взвинченным от запаха крови рычащим собакам.
Она не задержалась в Американском госпитале: ни одного перелома, никаких ран, чудо. Но чудо с помощью дьявола. Ее потащили в Сент-Анн. ГПТ – госпитализация по просьбе третьего лица. У Гаэль даже не было сил сопротивляться. Она уже была под действием успокоительных… готовая к употреблению.
– Все хорошо, дорогая?
Мэгги склонилась над дочерью. Волосы с легким рыжим отливом, множество морщин. Выпуклые глаза придавали ей вид хищной ночной птицы.
Серийным убийцей ее матери была сама жизнь.
Гаэль заметила, что та держит в руке зернышки калифорнийского мака (мать сама выращивала мак на балконе как успокоительное). Продолжая говорить, она жадно грызла их и напоминала какое-то облезлое животное из тех, на кого глазеют в Ботаническом саду. Вот такие мелкие мании и раздражали ее больше всего на свете.
– Все хорошо, Мэгги, – прошептала она. – Я… я хочу отдохнуть.
– Конечно.
Она одарила дочь мокрым поцелуем. Ее Величество Богемная Буржуазность жаловала ей отпущение грехов, бормоча сожаления по поводу следующей семейной трапезы. Отличная шутка!
Мать отошла, и Гаэль смогла рассмотреть остальных: Эрван и Старик, застывшие, как две полицейские дубинки, вперили в нее взгляды столь же мрачные, как и их костюмы; чуть в стороне Лоик, с отсутствующим видом, вожделенно уставился на пустующую койку по соседству. Без сомнения, ему мечталось устроиться здесь, рядышком, и таскать у нее снотворное…
Она прикрыла глаза, чтобы отогнать видение.
«Братья Блюз» шепотом вели свои тайные переговоры:
– Я им не доверяю. Пришли своего парня, пусть присмотрит за ней.
– Есть у меня в группе новичок…
– Отлично.
– Но только на эту ночь.
– Конечно. Завтра посмотрим.
Она улыбнулась, по-прежнему не открывая глаз. За ней хотят присмотреть, тем лучше. Ей говорили о терапии сном, тоже неплохо. Все, кто подвержен депрессии, знают: сон – единственное убежище.
Не важно, что ее план сорвался. И как ее разоблачили. Главное другое: она опять промахнулась. На протяжении недель и месяцев план позволял ей держаться. Но ненависть – это тупик, мираж. Удача, промах ли – привкус остается тот же: горечь…
Гаэль открыла глаза и приятно удивилась. Наверно, она заснула: все ушли. Она смаковала тишину, насыщенную химическими запахами и усталостью, – тишину приюта для умалишенных, замкнутую, шепчущую, почти утешительную.
На рассвете, когда ее привезли после общего осмотра и электроэнцефалограммы, дежурный психиатр, румын, провел ее по этажу. Палаты, комната отдыха, автомат с напитками… Ничего особенного, вот только выйти отсюда нельзя. Первое, что она услышала, был щелчок замка. И последнее тоже.
Сцена на балконе постоянно всплывала в памяти, чуть смягченная медикаментами. Гаэль чувствовала, как раскрывается пустота, втягивая ее, и видела себя умирающей. Но худшим было другое. Худшим была побудительная причина. Она не хотела покончить с жизнью. Она просто испугалась отца – этот страх так глубоко угнездился в ней, что буквально взорвался в ее сердце. В двадцать девять лет ничего не изменилось. Как ракообразные, она нарастила себе прочный экзоскелет, но плоть внутри оставалась по-прежнему уязвимой.
Ей нужен не психиатр, а экзорцист.
Гаэль инстинктивно глянула на часы и вспомнила, что их отобрали вместе со всем остальным. Одежда, украшения, мобильник – все было опечатано и лежало в металлическом сейфе в ее палате. Подобное лишение привычных предметов способствовало потере любых ориентиров. Сейчас, должно быть, полдень, а ей казалось, что полночь. Или шесть утра. Больше никакого представления о времени и даже о боли. Спасибо химии.
Ее сознание покрыла черная пелена. Снова сон: когда любят, ничего не жалко…
Он позвонил Сержанту, чтобы тот заступил на пост у дверей Гаэль. Полицейский ничего не понял: похоже, – он должен охранять сестру босса от… нее самой. У Эрвана не было времени дождаться офицера в больнице. Он представлял, какой прием уготовит тому Гаэль, когда проснется…
Площадь Насьон предстала во всем своем унынии. Слишком просторная, слишком пустая, она выходила как раз на те места, которые сами по себе не располагали к веселью: кладбище Пер-Лашез, грязный квартал Бастилии, фальшиво живописный виадук Искусств на улице Домениль…
Крипо выбрал дорогу на Венсен в объезд Парижа – он заехал за Эрваном в Сент-Анн. Мастерская Лартига находилась у малого кольца – забытой всеми, даже теми, кто жил по соседству, железнодорожной ветки.
Эрван хранил молчание. Прошло семьдесят два часа после обнаружения тела Анн Симони, сорок восемь после трупа Людовика Перно, а у него по-прежнему не было ни одной серьезной зацепки. Мнимый вор в доках Марселя, волосы неизвестной, скульптор, который покупал ржавые железки из Конго, вот и все.
Одна за другой ниточки расследования обрывались, а над Парижем поднимался ветер паники. Пресса уже заговорила об Убийце с гвоздями, множились абсурдные свидетельства и стихийные признания, а начальство давило все больше и больше. С утра Фитусси звонил уже пять раз, и не без причины: никто не понимает методов Эрвана. Он постоянно исчезает, до сих пор не задержал ни одного, пусть самого хилого, подозреваемого и не допросил ни одного свидетеля – и это за четыре дня. Чем он вообще занимается, мать его?
Эрвану пришлось пообещать, что с понедельника он усилит группу всем необходимым плюс призовет помощь из форта Росни, [125] в том числе специалисток по психологическому профилю. Следовало хотя бы произвести шум, ажиотаж и сотрясение воздуха. Чтобы было что сказать журналистам!
Когда он отвлекся от своих мыслей, Крипо уже разворачивался на пересечении бульвара Суль и авеню Куртелин. И снова они оказались в Двенадцатом округе, в нескольких метрах от улиц де ля Вут и д’Аврон. Опять случайность?