– «Медведи или хорьки»? – переспросил Ник. – Нет, ничего не понимаю. Дай передохнуть.
– Он так сказал, – проговорил Уилл.
Они шли к кампусу, закончив тренировки. Быстро вечерело. Поднялся ветер, он бил в лицо, и это было еще хуже мороза. На востоке собрались темные тучи, быстро падало давление. К кампусу двигался грозовой фронт – может быть, первая зимняя буря в жизни Уилла.
– То Хорьковые Норы, то хорьки? – недоумевал Ник. – Странно как-то. Ну, в смысле: почему не обезьяны или цыплята?
– Он сказал, что хорьки – единственные животные, которые убивают больше, чем нужно для жизни, – сказал Уилл. – Они убивают, потому что им это нравится.
– Ладно, это гадость жуткая, – буркнул Ник. – Кстати, о хорьках. Как думаешь: Тодд нас заложил? Джерико знает, что это мы надрали задницу его команде?
– Мне кажется, что Тодду вряд ли захочется в этом признаваться, а ты как думаешь?
– Не знаю, – пожал плечами Ник. – Я в такие передряги никогда не попадал.
– Да ну? Сколько раз ты участвовал в драках? – спросил Уилл.
– Включая сегодняшнюю? Тридцать один.
Уилл резко остановился.
– Ты дрался тридцать один раз? И тебя ни разу не побеждали? Тридцать один – ноль?
Ник снова пожал плечами – немного смущенно. Они пошли дальше.
– Чел, нет смысла драться, если собираешься проиграть. Ты не знаешь, где я вырос. Мальчишки в маленьких городках драться учатся раньше, чем ходить. Мой отец говорит, что я вырубил четырехлетнего пацана, когда тот пытался стащить одеяльце из моей колыбельки. А у тебя с драками как?
Уилл растерялся.
– С драками? Кроме сегодняшней? Ни одной.
– То есть ты столько кочевал с места на место, и тебе ни разу не довелось подраться?
– Ну, пришлось пару-тройку раз кое-кого обогнать, – сказал Уилл.
Ник покачал поднятым кулаком.
– Это считается, брателло.
– А вот я даже не догадывался, что ты такой крутой драчун, – признался Уилл.
– Пусть так и остается, – негромко проговорил Ник. – С тех пор как я здесь, это первая потасовка. Я обещал папе исправиться. Узнает про это – прибьет меня к чертям.
– Если так, прости, что тебе пришлось вмешаться.
– Да нет, не извиняйся. По правде говоря, я тоскую по возможности выпустить пар, – сказал Ник, на ходу изображая боксерские удары. – Не в том смысле, что я сам стараюсь нарваться, но в моем мире что будет, если кто-то услышит, что ты гимнаст? Это все равно, что сказать, что ты флорист или бальными танцами занимаешься.
– А как ты научился… так драться?
– Гимнастикой я начал заниматься с пяти лет, – ответил Ник. – В тот же год отец отвел меня на бокс. Потом на борьбу. Тэквондо и карате, потом айкидо и кунг-фу, еще винг-чунь для самозащиты …а недавно я освоил этот бразильский стиль джиу-джитсу, капоэйру. Ну, это просто бомба.
– Черт. Тогда понятно, почему ты так и не выучился бегать, – сказал Уилл. – А мама твоя как к этому относится?
Ник отвел взгляд.
– Мама умерла, когда мне было пять.
Уилл остановился.
– Мне очень, очень жаль, Ник.
Ник кивнул.
– Спасибо. Я сам до сих пор переживаю.
– А братья и сестры у тебя есть?
– Только мы с отцом.
Мимо проехал охранник на электрокаре. Друзья вошли в кампус.
– И как же ты оказался в Центре? – спросил Уилл.
– Пригласили, после того как я выиграл золото в финале соревнований по гимнастике для старшеклассников штата Новая Англия, – ответил Ник. – Это, спору нет, было странно, если учесть, какие у меня в восьмом классе были успехи.
– Вот это да, – покачал головой Уилл. – А на каком снаряде ты победил?
– На всех, – скромно пожав плечами, сказал Ник.
Уилл вытаращил глаза.
– На всех? Значит, у тебя вправду спортивная стипендия.
– Чел, да ты глаза разуй, – сказал Ник. – Нам бы такую крутую школу иначе ни за что не потянуть. Отец мой – машинист, работает на Северозападную транспортную компанию. Он на работу на поезде ездит, чтобы потом чертов поезд водить. У него грязь из-под ногтей вообще не вымывается, понимаешь? Поэтому кто бы говорил, что в жизни – одна невезуха?
– Я тебя понял.
– Чел, если ты еще не заметил, я не самый умный карандаш в коробке. Я слово «дислексия» [34] по буквам не назову. Я раньше думал, что СДВГ [35] – это какой-то плазменный экран.
Уилл рассмеялся с такой силой, что согнулся пополам.
– А вот когда я в колледже стипендию получу, – сказал Ник, – никто смеяться не будет. – Он обвел взглядом поросшие плющом здания. – В настоящем колледже, а не в какой-нибудь заштатной конторе. «Большая десятка», «Лига плюща». Такой у нас с отцом план, и мы стараемся.
Для Уилла история Ника с трудом сочеталась с заявлениями Центра насчет высоких учебных стандартов. Неужели спортивные способности так много значили в принципах отбора? А если значили, то почему?
– Должен сказать, – заметил Ник. – Бегаешь ты, как чертова антилопа. Ты из-за этого здесь оказался?
– Нет. Это как-то связано с результатами теста, – туманно ответил Уилл.
Он остановился под фонарем в квартале от Гринвуд-Холла. Ему хотелось рассказать Нику все. Обо всем, что он пережил, что случилось с его родителями, и даже о том, что ему только что говорил Джерико. Хотелось поведать рассказы Дейва о Иерархии и Небытии. Из-за того, что ему приходилось хранить столько тайн, у него раскалывалась голова. А Ник, казалось, был из тех, кому можно доверять – честный, добрый малый и совсем не мажор. Больше чем когда бы то ни было Уиллу захотелось, чтобы Ник стал его другом.
«Неужели мне нужны еще какие-то доказательства? Этот парень только что один ввязался в драку с целой шайкой, чтобы спасти мою шкуру. И между прочим, дерется он отменно».
Но в мыслях у него вертелась заповедь номер пять: «НИКОМУ НЕ ВЕРЬ». На этот раз она разозлила Уилла.
«Почему мои родители были так против того, чтобы я заводил друзей? Почему говорили, что я не должен доверять никому за пределами семьи? Зачем они так старались изолировать меня от людей?»
– Ты такой молодчина, Ник, – сказал Уилл. – Даже не знаю, как благодарить тебя за то, что ты мне помог. Честно. Не знаю, как благодарить.
Ник, похоже, слегка смутился.
– Да ладно, подумаешь. Остынь, Уилл. Не сомневаюсь, ты бы для меня то же самое сделал.