С тех пор, как они узнали о Заринске, Скоторезов начал курсировать между Подгорным и Алтаем, каждый раз доставляя ценные сведения. Он был незаменим и на войне, ставя лишь одно условие – что работает один. Недавно майор узнал из донесения двух бойцов, заставших Топора за работой, как тот допрашивает «языков», превращая людей в живой конструктор. Как он каждый раз достает из рюкзака набор давно не чищенных хирургических инструментов, раскладывая все это в обычном тазике, в котором можно было бы готовить фарш для пельменей.
Демьянов не был чистоплюем и знал, что у покойного Черепа таких специалистов был не один десяток, но дал себе зарок, что больше такого не позволит. Хватит уже.
– Какие силы в городе? – с ходу спросил майор.
– Человек четыреста, – ответил дядя Саша, из уважения к Демьянову прекратив точить свой нож. – Но это не бойцы.
– А кто, палачи и каратели?
– Они-то? – Скоторезов усмехнулся. – Да что они знают о палачестве, ха-ха? Это крысы тыловые. Раскиданы Мазаем по всему городу для видимости. Эти нас не должны волновать. Сам хозяин со своими шестерками заперся у себя на даче. Хочет новую армию собрать, но не знает как.
– И большая дача? – Демьянов при слове «дача» представил себе бревенчатый домик с огородом и банькой.
– Как Эрмитаж.
С Топором было человек сорок разагитированных им «повстанцев». Сорок разбойников, как про себя окрестил их Демьянов. С первого взгляда было видно, что это не идейные бойцы, а те, кто имеет на Мазаева зуб, то есть личную обиду. Глядя на их угрюмые лица со свежими шрамами, которые могли быть нанесены только кнутом, Демьянов подумал, что на эту пеструю компанию стоит полагаться в последнюю очередь. У одного отсутствовал нос, у двоих уши. Их собрали с самого дна этого общества, а они просто выбрали меньшее из зол. Четыре десятка отщепенцев с автоматами смотрели на майора и его людей тоже без приязни.
– Саня, как только его гвардия опомнится, нас прихлопнут. Ты обещал, что с тобой будет больше народа. Где остальные?
– Сидят по хатам, зубами от страха стучат. Ждут, чья возьмет. Мазаева они ненавидят, но и вас, северян, боятся до усрачки. Хорошо хоть за хозяина они не пойдут.
– И то хлеб, – кивнул Демьянов, изучая диспозицию по карте с пометками.
Местным действительно не за что было любить новосибирцев. Тут почти в каждой семье кто-нибудь погиб в битве за Подгорный. Хорошо, что они еще не знают всех подробностей, только слухи.
Может, когда-нибудь они простят. Но для этого надо как можно скорее закончить эту шекспировскую драму.
Сам Заринск был погружен во тьму. Ярким пятном горела только электростанция. Неужели экономят?
– Я устроил небольшую диверсию с трансформатором, – объяснил Мясник. – Оставил город без тока. Все равно по телевизору смотреть нечего.
– Хорошо. Но ведь починят.
– Без него не починят, – Скоторезов отдал короткий приказ, и двое его молодцов привели на поляну связанного мужика с кляпом во рту.
– Приехала «аварийка», а в ней этот гном и еще двое старперов-работяг. Их мы тоже пока живыми взяли.
У пленника было морщинистое лицо старого выпивохи, но Демьянов подумал, что ему от силы пятьдесят. Глаза при этом оставались незамутненными, хитрыми, да и страха в них не было. Если и боялся, то виду старался не подавать. А ведь про мясницкие наклонности Топора люди обычно понимали сразу.
– Я – Николай Павлович Бурлюк, начальник единой энергосистемы Заринска, – важно представился он. – А кто вы такие?
– В гости к вам приехали, – ответил майор. – Плохо встречаете!
Обут мужичок был в резиновые сапоги, но под грязной спецовкой на нем был потертый пиджак. Дуралей Мазаев заставлял своих управленцев одеваться, как до войны.
Уже через пять минут допроса Демьянов понял, какого типа перед ним человек. До 23-го августа Бурлюк был главным инженером городского водоканала, поднялся туда с самых низов и без блата. Был из тех, про кого говорят, что они женаты на собственной работе, хотя семью имел. Пил, естественно, много.
Дядя Саша добавил еще пару слов к портрету инженера. Оказалось, в девяностые вместо того, чтоб тащить то, что плохо лежит домой, он покупал запчасти для городского энергохозяйства чуть ли не на собственную зарплату. С помощью оптимизации энергопотребления и загрузки мощностей экономил киловатты для города так, будто платил за них из своего кармана.
Не удивительно, что даже сейчас, когда черт знает сколько мужчин сгинуло, энергосистема города работала как часы. Силами одних стариков, женщин и подростков Бурлюк поддерживал работу всей инфраструктуры. Он был из тех, кто честно трудится на любой режим, не задавая вопросов. На таких людях, подумал Демьянов, эта страна держалась. Да и этот мир, скорее всего, тоже. Иметь у себя такие ценные кадры Мазаев явно не заслуживал. Ну, ничего. Закончится война, и его руки пригодятся, подумал майор.
Через полчаса они уже были возле поместья, которое сначала приняли за небольшую деревню.
Здесь тоже было темно, но, как объяснил Топор, это была светомаскировка. Электричество у них было – от генератора.
Кроме всех земель сельскохозяйственного назначения компании «Сибагропром», чьи учредители терялись в цепочке оффшорных однодневок, принадлежало пять гектаров девственных лугов, по которым протекала хрустальной чистоты речка. Дом деда Мазая площадью около трех тысяч квадратных метров был таким же простым и практичным, как сам олигарх, не знавший слов «барокко» и «рококо», зато сумевший держать в кулаке огромную агропромышленную империю. Без единого декоративного элемента, но со стальными воротами и новой колючей проволокой поверх трехметровой стены. Фасад был облицован бурым крупнозернистым гранитом, крыша сделана под красную черепицу.
«Я бы уважал его, если бы он не был таким козлом, – подумал Демьянов. – Уважал бы за то, что он, как и я служит Порядку. Вот только порядок у нас разный. Поэтому и миру между нами не бывать».
К особняку примыкал двухэтажный гостевой дом, где когда-то останавливались посещавшие Мазаева деловые партнеры, отдельный дом для прислуги и охраны – аккуратный одноэтажный, похожий на армейскую казарму. Тут же был гараж на десять машин и отдельный гаражный блок для любимого Мазаевского бронированного вездехода, а также банный комплекс с бассейном и сауной. Все это было окружено краснокирпичной стеной и, если верить планам, соединено подземными ходами общей протяженностью несколько километров.
Оба КПП на въезде были похожи на ДОТы и усилены бетонными блоками. Да и в самом доме толстые стены и окна-бойницы наводили на шальную мысль, будто, проектируя его задолго до катаклизма, олигарх держал в голове, что когда-нибудь это место будет его последним прибежищем.
Но сами будки охраны на въезде были покинуты, а стена в нескольких местах разрушена. Такими же пустыми выглядели и меньшие здания. Видно было, что защитники отступили в хозяйский дом. Оттуда то и дело постреливали на удачу.