– Да, – обрадованно подхватила Катюша, наконец найдена тема для беседы, – я в первые дни даже плохо спала, было страшно, очень большая комната.
И тут как будто рухнула плотина, они, улыбаясь, смотрели в глаза друг на друга и говорили. Говорили обо всем, что придется. Но только не о любви.
Но вот Николка глубоко вздохнул и, как будто собравшись нырнуть в глубокий омут, выдохнул:
– Я очень скучал по тебе, Катя, много думал об этом и понял, что я люблю. Я тебя полюбил с первого дня, как увидел, но, конечно, молчал, кто был я и кто ты. Мне и сейчас не верится, что сейчас стою рядом с тобой, дышу одним воздухом и могу высказать тебе свои чувства. Я знаю, что ты согласилась на наш брак, и хочу услышать только одно: ты пошла навстречу просьбе Ильи Игнатьевича, или действительно испытываешь ко мне те же чувства, что и я? Пожалуйста, ответь, для меня это очень важно.
Катенька подняла на него серьезные глаза и сказала:
– Ты знаешь, когда увидела тебя впервые, у меня появилось чувство, что нас двоих что-то ждет впереди. Я сама не понимаю, как меня захватило, пыталась бороться, говорить сама себе, что так нельзя, и ничего не могла поделать. У меня даже стали появляться глупые мысли убежать с тобой из дома. Когда же я узнала, что Андрей Григорьевич признал тебя наследником, то радовалась и плакала, потому что снова ты становился недоступен. А сегодня утром, так неожиданно, папенька спросил моего согласия на брак с тобой, я убежала к себе исполнилось. Коленька, милый, я хочу быть с тобой и быть твоей, – закончила она свою прочувствованную речь.
Фекла, подслушивавшая в коридоре, захлюпала носом и стала вытирать глаза батистовым платочком.
«Вот почему так везет кому-то, – думала она с горечью, – кто он такой, этот Николка, что он сделал? Дурак поумневший. Я уже восемь лет ублажаю своего Илюшу, и что? Только и слышу, мон шер, я на тебя надеюсь, или: Феклуша, наклони голову вот сюда. Ах, как, наверно, приятно слышать такие слова, как этот засранец сейчас говорил!»
Он еще раз горестно вздохнула и пошла дальше, заниматься своими делами.
А сладкая парочка в зале, взявшись за руки, все улыбалась радостно друг другу.
Между тем двое друзей, оставшись без должного контроля, вновь начали слегка перебирать норму. И через час решили сами отправиться на поиски своих деток, по которым они уже конкретно все обговорили. Они брели по коридору, заглядывая во все комнаты, пугая слуг, но пока нигде не могли обнаружить Катеньку с Николкой.
Илья Игнатьевич, давясь от смеха, прошептал на ухо князю:
– Андрей, а не поискать ли нам их в спальне?
Этот якобы шепот был слышен на весь коридор.
– Уж не думаешь ли ты, что мой сын способен на такое! – хотел возмутиться Шеховской, но Вершинин сквозь смех сказал:
– Да шучу, я шучу, но на всякий случай заглянем туда.
Когда они зашли в Катенькин будуар, то перед ними открылась интересная картина.
Раскрасневшаяся парочка сидела за столом и что-то там писала, энергично поясняя друг другу.
– Э-э, чем это вы занимаетесь, нам позволено будет узнать? – растерянно спросил Илья Игнатьевич.
– Папенька, ты представляешь, мне Коля объяснил, как делать вычисления с помощью производной, и он так это понятно сделал! – радостно зачирикала Катенька.
– Николенька, вы что, и в самом деле занимались вычислениями? – не менее растерянно, чем его друг, спросил Шеховской.
– Да, папа, оказывается, Катенька очень понятливая ученица, – вежливо ответил отцу сын.
И тут Вершинина прорвало:
– Ой, не могу, ха-ха-ха, математика! Андрей, ты только послушай, ха-ха-ха, ма-те-ма-ти-ка!
Его друг до этого момента стоявший, как соляной столб, также ожил и засмеялся не менее заразительно, чем его друг.
Они смеялись и не могли остановиться, но все же, прокашлявшись, Илья Игнатьевич сказал:
– Ладно, если вам математика так дорога, сидите и обсуждайте ее, а мы пойдем, продолжим обед. Но на всякий случай знайте, что ваше обручение мы наметили на субботу сразу после того, как Андрей Григорьевич и Николай побывают в Гатчинском дворце, по повелению императора.
Если бы отцы видели, как после их ухода все тетрадки полетели в сторону, а парочка, только что якобы занимающаяся расчетами, начала страстно целоваться, они бы так пренебрежительно не смеялись, делясь мнениями о современной молодежи.
Сегодняшний обед в Арсенале ничем не отличался от других. За столом сидело почти шестьдесят человек.
Играла музыка. Когда только начали подавать первые блюда, у государя возник разговор с французским послом, в котором тот опять сообщил, что, дескать, нет в России соперника его родственнику, император согласно кивал головой, потом сказал:
– Вот сегодня мы наградили за заслуги перед Отечеством князя Шеховского. Знаю, что его сын только что был определен в корнетом в Лейб-гвардии гусарский полк. Я вас спрошу, юноша, не хотите ли вы защитить честь гусарского мундира и устроить небольшой бой на эспадронах с нашим гостем маркизом де Жюссаком. Думаю, что это будет всем очень интересно, – обратился он к дальнему концу стола.
Взгляды всех присутствующих немедленно обратились туда же, где поднялся высокий белокурый красавец. Дамы, которые до этого еще не заметили его, ахнули про себя и немедленно стали жалеть, что сейчас этот приятный молодой человек будет истыкан затупленной рапирой.
– Ваше императорское величество, почту за великую честь исполнить вашу просьбу, для меня она равнозначна приказу. Надеюсь, что не посрамлю честь русского офицера, которым я стал благодаря вам, – взволнованным голосом сказал он.
Пока он говорил, маркиз де Жюссак, рослый черноволосый мужчина, со снисходительной улыбкой слушал юного корнета, говорившего на французском языке, как на родном. Сидевший рядом с ним посол де Барант что-то в это время язвительно шептал ему на ухо. Через некоторое время они дружно засмеялись. У императора, некоторое время бесстрастно взирающего на их перешептывания, заходили желваки на скулах. Выслушав корнета, он продолжил:
– Тогда поступим так, часа через два после обеда в этом зале мы посмотрим этот бой, надеюсь, что это будет интересно, юношеский пыл встретится с опытом и хладнокровием.
Сразу после обеда князь с сыном удалились в выделенные им апартаменты. Если бы кто-нибудь мог попасть туда, то немало удивился бы увиденному. Молодой человек перед большим зеркалом без отдыха отрабатывал свои приемы. А его отец тем временем ворчливо говорил:
– Николенька, ты, пожалуйста, потяни время, дай, чтобы на тебя посмотрели. Если закончишь дело сразу, никто не поймет, подумают, что случайность, так что потерпи.
Андрей Григорьевич за последнюю неделю так насмотрелся на ошеломительный прогресс своего сына, что уже не считал француза за соперника. И был озабочен лишь тем, чтобы Николка не выдал своего реального владения шпагой.