Когда Гуркин удалился на кухню готовить обещанный чай, Мила бросилась к его пиджаку.
— Дурак, — шепотом обругала она его. — Если бы головная боль проходила от чая, половина фармацевтических фирм разорилась бы.
Обнаружив во внутреннем кармане пиджака трубочку с таблетками, она подумала: «Да-а… Непросто дается аспирантам наука. Небось мозги егозят днем и ночью». Когда она клала таблетки на место, то услышала, как в другом кармане звякнули ключи. Невинное любопытство повело ее руку в нужном направлении, и через секунду она разглядывала то, что извлекла на свет божий. Это, без сомнения, были ключи от машины. «Вот так номер! — опешила Мила. — Как такое может быть? Бедствующий Гуркин, который за полторы тысячи рублей готов тратить на меня пропасть времени, оказывается, имеет машину? И зачем-то скрывает это от меня».
Она положила ключи назад в карман и после некоторого размышления решила, что на самом деле все наверняка не так, как выглядит. «Кажется, я и сама могу придумать ответ на свой вопрос, — рассудила она. — Наверняка машина не его. Или друга, который одолжил ее Гуркину для того, чтобы тот встретил кого-то из родственников на вокзале, или вообще казенная. Возможно, завтра Андрюше придется с самого утра возить профессоров по городу на разные заседания. Есть и третий вариант — Гуркин подрабатывает где-то еще. Допустим, несколько дней в неделю он возит по магазинам какую-нибудь фифу из богатых, которая сама водить не умеет». Успокоенная, Мила вернула ключи на место и отправилась на кухню пить чай.
Памятуя, что в ресторан явится Орехов, все оставшееся время она усердно трудилась над собой и в конце концов добилась потрясающих результатов. Даже обычно сдержанный Гуркин несмело присвистнул, когда она предстала перед его взором.
* * *
Первым в ресторане, куда они прибыли, им повстречался как раз Орехов. Он со одержанной усмешкой кивнул Гуркину и сейчас же обратился к Миле:
— Мне кажется, Милочка, нам следует подойти к прадедушке вместе.
— Втроем? — изумилась та. — Не думаю, что это хорошая идея.
— Зачем втроем? Только мы с тобой. Ты и я. В конце концов, мы еще не разведены.
— Если ты хочешь рассердить Андрея, то у тебя не получится. Он выше ревностил мелких дрязг. Правда, дорогой?
Гуркин победоносно улыбнулся, вскинув голову и придав подбородку некоторое подобие твердости.
— Может быть, ты познакомишь нас, как полагается? — сладенько улыбнулся Орехов, с преувеличенной торжественностью протягивая Гуркину руку. — Илья. А вы, кажется, Андрюша?
— Друзья зовут меня Андреем. Но если вам нравится все уменьшительно-ласкательное, я не против Андрюши, — ответствовал тот, напыжившись.
— А ты бледна, — снова обратился Орехов к жене, изображая всем лицом тревогу и заботливость.
— Всего лишь мигрень. А ты что подумал? Что на меня подействовала встреча с тобой?
— Трудно так не подумать, — пожал плечами Орехов. — В прошлое наше свидание ты тоже выглядела не лучшим образом.
— Потому что у меня были серьезные проблемы.
— Кстати, ты их уже решила?
— Решаю, — неопределенно ответила она и взяв Гуркина под руку, плавно обвела его вокруг Орехова.
Они направились к имениннику вручать подарок. Гостей в банкетном зале было много. Как раз в этот момент они начали усаживаться за столы, смеясь и переговариваясь. Дамы все поголовно были декольтированы и надушены. Именно они рождали вокруг себя оживление и держала в тонусе казавшихся издали почти одинаковыми мужчин.
— Тебе не кажется, что для прадедушки этот праздник слишком многолюден? — спросил подкравшийся сзади Орехов, воспользовавшись тем, что Гуркин отвлекся. — Вот, выпей, голова пройдет. — Он протянул ей фужер с красным вином. — Или ты после нашего разрыва уважаешь только очень крепкие напитки? Такие, которые напрочь отшибают память?
Мила рассердилась. Уж не намекает ли гнусный Илья на то, что она безутешна? И топит свое горе в сорокаградусной? Приняв фужер, она мелкими глотками расправилась с его содержимым, не останавливаясь, чтобы передохнуть.
— Умница, — похвалил Орехов, отнимая у нее пустую посудину. — Вот увидишь, очень скоро ты почувствуешь себя совсем по-другому.
Он оказался прав. Через некоторое время, когда народ наелся и пошел плясать и вовсю общаться, Мила ощутила внутри себя первые симптомы неблагополучия. Гуркина увели на перекур две ее двоюродные тетки. Он преподносил им огонек и дежурно улыбался. А они бегали вокруг него и гладили по рукавам пиджака.
— Мама, — сказала Мила, пробравшись к сидящей неподалеку от задремавшего прадедушки матери. Та была окружена горсткой стариков и старушек, носивших фамилию Лютиковы. — Мама, со мной что-то не так.
— Дорогая, не комплексуй, ты потрясающе выглядишь! — мельком глянув на нее, ответила та.
— Дело не в этом, мама. Мне совершенно внезапно стал нравиться Николай.
Мила неотрывно глядела на Ольгиного мужа, стоявшего в самом темном углу банкетного зала. Он что-то подбирал с большой тарелки, которую держал на весу.
— Не понимаю, чем ты так расстроена, — ответила мама в промежутке между репликами своих дряхлых собеседников. — Вся семья будет только рада, если ты прекратишь его третировать.
— Мама, он мне больше чем нравится, — пробормотала Мила, делая первый неуверенный шаг в сторону Николая. — Он выглядит божественно. Странно, почему я не замечала этого до сих пор?
Ей показалось, что в зале стало гораздо жарче, чем раньше, и еще откуда-то неожиданно зазвучал внутренний голос. Он стал поспешно нашептывать ей, что с Николаем непременно следует познакомиться поближе. Ведь недаром же от него тащатся все женщины. Разве она не такая, как все? Чем она хуже?!
Дальнейшее ей помнилось достаточно смутно. Вроде бы подходил к ней Орехов с длинным жеребячьим лицом и подносил новые фужеры красного вина. Еще она помнила близкие глаза Николая, и его калиброванные зубы, и разъяренную физиономию Ольги, которая держала перед ее глазами пальцы щепотками, как будто собиралась царапаться. Потом появился пахнущий болгарским табаком Гуркин, он что-то приговаривал, словно воркующий голубь, и прижимал голову Милы к своей груди.
Ее почему-то начал вдруг страшно раздражать его крапчатый галстук, и она вцепилась в него зубами и принялась терзать, истекая слюной. Потом ей стало смешно, потому что все вокруг сделалось размытым и звуки куда-то провалились. Гости открывали рты и ожесточенно размахивали руками, как онемевшие спортивные болельщики. Мир начал вращаться — сначала медленно, но с каждой минутой все быстрее и быстрее, и Мила по этому поводу хохотала так, что на глазах выступили слезы.
Очнулась она от страшного сотрясения и, приоткрыв глаза, увидела над собой широкое лицо Листопадова.