— Жива, кажется, — сказал Листопадов странным голосом и зачем-то потянулся к ней ртом.
Поскольку Мила не чувствовала в себе никакого желания до такой степени с ним сближаться, она согнула ноги в коленях и изо всех сил выпрямила их. Издав тихое хрюканье. Листопадов куда-то улетел. Взору Милы открылось бездонное черное небо без звезд. Скосив глаза, она увидела с краешка этого неба светящуюся вывеску ресторана. Значит, они все еще гуляют на столетии прадеда?
В этот миг над ней кверху ногами появилась физиономия Гуркина. У него был фингал под глазом и изорванный галстук.
— Тыквочка! — дрожащим голосом попросил он. — Не бей меня!
— Бить тебя? — удивилась Мила, почувствовав, что лежит ни больше ни меньше как на холодном асфальте. — Разве у меня может подняться рука?
— По моим наблюдениям, — робко сообщил Гуркин, — она должна была уже устать. Вставай, Тыквочка!
Он перебежал на другую сторону и, схватив Милу за руки, изо всех сил потянул ее вверх.
Приняв вертикальное положение, Мила увидела согнувшегося пополам Листопадова.
— Что это с ним? — спросила она, тряхнув головой.
— Не знаю, — пробормотал Гуркин. — Кажется, кто-то ударил его ногами.
— Ах! — сказала Мила. — Досадно, что так получилось. Листопадов! — позвала она. — Садитесь за руль, мне срочно нужно домой. Писать рассказ о медсестре Жанне.
— Зачем о Жанне? — почему-то испугался Гуркин.
— Она вся такая розовая, как будто бы ее вылепили из жвачки, — охотно пояснила Мила. — Должно получиться очень красиво. Жвачная история! Детектив с верхнего этажа прилипает к медсестре с первого.
— Почему ты на «вы» со своим братом? — продолжал допытываться Гуркин, схватив Милу в охапку и двигая сев направлении машины.
— Кто такой у меня брат?
— Саша, — мотнул Гуркин головой на продолжавшего скакать в сложенном состоянии Листопадова.
— Никакой он мне не брат! — возмутилась Мила. — Он мой хыр… хыр…
— Что-то я не могу придумать родственников, начинающихся на «хыр».
— Телохранитель, — выговорила наконец Мила.
— Откуда у тебя телохранитель? — не отставал Гуркин, запихивая ее на заднее сиденье и загружаясь следом. —Зачем?
— Мне прислали его сверху, — пробормотала Мила, чувствуя, что ее начало клонить в сон. — Все так сложно объяснить, Андрей. Это все очень глубоко… Глубоководно!
Впоследствии ей вспоминалось, что будто бы, приехав домой, она действительно уселась за письменный стол и сочиняла длинный, путаный рассказ о медсестре Жанне, потом совала его в большой конверт, надписывала адрес редакции и требовала у Листопадова, чтобы он немедленно бежал на улицу к почтовому ящику и опустил этот шедевр в него. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Мила окончательно провалилась в пустоту.
Первое, что она увидела, открыв глаза, была ледяная физиономия Ольги.
— Сестра! — проблеяла Мила, исторгнув пробный стон из пересохших внутренностей. — Воды!
— Я не работаю в Красном Кресте, — холодно ответила Ольга, продолжая морозить ее взором.
— Что со мной? — просипела Мила, попытавшись приподняться и тут же ощутив, что тело ее многократно бито. — Отчего мне так некомфортно, так… хреново, я бы сказала? Где я вчера была?
— На столетии прадедушки, — коротко ответила Ольга, не пожелав ничего добавить.
— Разве праздник уже состоялся? — пробормотала Мила, выстраивая брови в сплошную линию.
— Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? — спросила Ольга, с деланным безразличием принимаясь разглядывать свои ногти.
— А что? На юбилее случилось что-то интересное?
— Рассказать? — дернула та щекой.
Мила в ответ издала низкий тягучий звук. Приняв ее мычание за поощрение, Ольга оторвалась от ногтей и, закинув левую ногу на правую, стала нервно покачивать ею. Тут ей отказала выдержка, и она злобно выплюнула:
— Ты целовалась с Николаем!
Мила некоторое время молчала, переваривая информацию, потом вяло отмахнулась:
— Не может был". Для этого надо было наливать мне как минимум керосин иди технический спирт.
— Целовалась! — завизжала Ольга, сжав кулаки и потрясая ими в воздухе. — Не только я видела! Гуркин тоже видел! И Орехов! Ты утащила его на служебную лестницу и там… там… — Ольга задохнулась, не в силах вымолвить самое страшное.
— Это у него изо рта пахнет ментолом? — наморщила лоб Мила, и Ольга тут же бросилась на нее, взревев, словно стартовавший бульдозер.
Когда сестрица пару раз ударила ее по ребрам, Мила попыталась откатиться и свалилась с кровати на пол. Грохот вышел страшный, как будто бы упал мешок с камнями.
— Не убивай меня! — закричала Мила голосом Золотой рыбки, попавшейся в сети жадного и голодного старика.
— На черта ты мне нужна? — немного поостыла Ольга. — Только руки марать.
— Ольга, я была пьяная! — заскулила Мила, кутаясь в упавшее сверху одеяло. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу твоего Николая!
— Откуда я могу это знать? — ехидно поинтересовалась та. — На словах выходит одно, а на деле…
— Ольга, я ничего не помню! — взмолилась Мила. — Я с таким же успехом могла целовать не Николая, а какого-нибудь официанта!
— Официанта ты тоже целовала, — как будто смягчилась та. — Рассказать, что ты еще делала?
Мила не отвечала, неподвижно глядя перед собой. На Ольгу, впрочем, это не произвело особого впечатления, поэтому она продолжила:
— Сначала ты рассказала прадедушке про то, как ходила в секс-шоп, и в подробностях ознакомила его с ассортиментом товаров.
— Не может быть.
— Еще ты поведала маме, как недавно целовалась с Аликом Цимжановым, после чего Софья охотилась за тобой, чтобы выжечь тебе кислотой глаза. Орехову ты наконец-то призналась в супружеской измене, подробно рассказав про Толика Хлюпова, при этом не забыла осветить подробности его недавней кончины.
— Я все разболтала? — изо всех сил зажмурилась Мила.
— Да. Еще ты напала на Гуркина и хотела перегрызть ему горло. Благо он отделался одним галстуком. А в заключение всего, — голос Ольги отчетливо зазвенел, — ты принялась бегать вокруг меня, тыкать пальцем и кричать: «Слушайте все! Ей сорок шесть лет!» При этом хохотала, как гиена.
После этих слов Мила попыталась заползти под кровать, но Ольга проворно схватила ее за ногу.
— Нет-нет, останься, дорогуша, — потребовала она. — Тебе придется посмотреть мне в глаза!