* * *
Да. Становится все интереснее и интереснее. Если играет на два фронта, должен был изо всех сил держаться от меня подальше, должен был почувствовать, что новый человек в этот момент появился в Управлении не зря. Вот Бердяев, по-моему, почувствовал. Вида не подал, но что-то почувствовал. Бердяев не прост.
Но неужели Вершинин настолько не прост, что специально держится ко мне поближе, понимая, кто я и откуда? Этот его вопрос – в каком ты звании, майор? Понимает. Но тогда зачем сейчас тащит меня за собой? Очень смело для ведущего двойную игру. Ну какой бы она ни была – двойной, тройной или еще какой, я ее принимаю. Играть я люблю, и чем партия сложнее, тем интереснее.
Ох, мне бы твои заботы, Настенька. Опять пишет мне. Похоже, ей нравится морочить голову незнакомому человеку.
Настенька to Охотник
Привет еще раз. Так ты – в ресторане. Я сразу поняла, кто ты. Ты обедаешь и ужинаешь в ресторане. У тебя, конечно, есть дом и, весьма вероятно, жена и семья. Но ты бываешь дома редко, так что они уже давно привыкли, что ужин и просмотр семейного кино проходит без тебя, а ты давно привык, что вопрос, с какого блюда начнем, тебе задает не жена, а официант. Ты – бизнесмен, я думаю. Предпочитаешь добротную, слегка консервативную кухню. Европейскую, по настроению – японскую. Знаешь толк в еде, но и не слишком ею заморочен.
Должна тебе признаться, я тоже сейчас уже с трудом вспоминаю, когда последний раз готовила. А ведь я это, как ни смешно, умею и люблю. Причем не просто умею – делаю это весело, а не мучительно.
Я считаю, что настоящая стряпня – это праздник. Это кайф. Но только когда в доме все-все есть, до мельчайшего ингредиента. Тогда я готовлю очень вкусно. А если, например, нет в доме ажгона, тогда все, фиг вам бухарский плов, будете есть макароны с сосисками! Вот такой уж я человек. Можно, конечно, плов и без ажгона приготовить, но это будет уже не плов. Это будут макароны.
Поэтому я готовлю редко. К тому же дела, все на бегу. Так что фраза «я в ресторане» мне о многом сказала.
Значит, ты тоже. Живешь на бегу. А я-то думала, ты такой суровый мужчина у костра. Захотел поесть – пошел в лес, убил. Поел. Сидишь потом, смотришь на журавлиный клин.
Кстати, хмели-сунели у нас толком смешать не умеют.
Да, слушай! Я вот ни разу не видела в составе ни одной смеси для плова ажгона, и только в одной – барбарис. А ведь спросите любого узбека – это основные компоненты, которые делают плов пловом. А карри тут вообще ни при чем – это приправа из другой страны и другого времени. Все-таки раньше я любила готовить. А твоя жена, что она любит, Охотник? Кроме тебя, конечно?
Извини за «многабукоф» и наглость в вопросах, просто стояла в пробке. Так что спасибо, что, сам не зная, развлек меня. Удачной охоты в меню!
Ну и несет эту Настеньку. А она с юмором, даже начинает мне нравиться. Как виртуальный собеседник, я имею в виду. А ей, похоже, я тоже начинаю нравиться. Ну, конечно, я не склонен относить эту заслугу на свой счет. Это все аватар Хемингуэя. Удачные я нашел ник и аватар. Романтичные.
Все-таки надо бы удалить этот блог. Отвлекает. И вообще, нехорошо морочить голову студенткам, которые думают, что пишут бизнесмену, любящему французскую кухню.
Удалю блог, решено.
* * *
Клерк метался по своей огромной квартире, голый и несчастный, демонстрируя присутствующим здесь же девицам свои прелести, но не столько их, сколько многострадальные части своего израненного тела – шеф его здорово обработал, не пожалев даже дорогую клюшку.
Теперь Клерк жаждал сочувствия и душевного тепла. И не находил их. «А ведь перло. Да еще как перло! И когда меня подобрал Седой и пристроил к делу. И когда появилось бабло, а потом даже начало вываливаться из карманов. И позже, когда, уже оперившись и поняв, что к чему, начал потихоньку отпочковываться от Седого и «мутить свое». И вот теперь – все обвалилось. А что случилось-то? Да ничего не случилось. Просто встретил на своем пути мента. Обычного мента. И вся жизнь полетела в жопу, как кокос на сквозняке! Седой – тоже зверь, настоящий! Ну, отнял мент у меня эту хрень! На то он и мент, с него и спрашивайте. А меня-то за что? И где справедливость, где человечность и, главное, где искать теперь этого мента?»
Все, дальше с этого места думать Клерку не хотелось. Хотелось нюхнуть и забыть обо всем.
– Кто-нибудь в этом доме сделает мне дорогу? – Не дождавшись к себе внимания, он начал его требовать.
Надо заметить, Клерк не страдал недостатком женского общества. Разумеется, за деньги. Он любил девочек, и об этом знали многие проститутки, их подруги и подруги их подруг, поэтому к Клерку приходили женщины в любое время суток. Вернее, времени неурочного не было. Приходили нюхнуть, у Клерка кокса всегда было вдоволь, и, надо отдать ему должное, он не был жадным, приходили просто перекантоваться, приходили принять душ и просто так приходили, ни за чем.
Выставив на всеобщее обозрение свою филейную часть, Клерк склонился над стеклянным столиком, усыпанным горками белого порошка, и начал перебинтованными пальцами демонстративно беспомощно ладить себе из него дорожку.
– Давай я сделаю, – послышался чей-то слабый, почти детский голос из дальнего темного угла комнаты, и из темноты вышла молоденькая девушка. Почти девочка.
– Что? – переспросил Клерк, силясь вспомнить, кто это такая.
– Я говорю, давай сделаю тебе дорожку, – повторила она.
– Ты кто такая? – Девушка не ответила, и тогда Клерк обратился ко всем присутствующим девицам – их было еще три: – Кто это такая?
Вопрос остался без ответа. Девушки продолжали заниматься своими делами. Одна из них делала себе педикюр, устроившись на диване, вторая, облаченная в его, Клерка, рубашку, вышагивала по квартире, бесконечно разговаривая по телефону, а третья, судя по шуму воды в ванной, сейчас принимала душ.
– Ты кто? У тебя есть имя, паспорт? И вообще, ты можешь отличить муку от кокса? Дорожку она сделает, тоже мне. Сестра милосердия, да?
– Имя есть. Паспорт есть. Отличить могу. Я дизайнер.
– Дизайнер? – На израненном лбу Клерка проявилась усиленная работа мозга. В голове начали проворачиваться какие-то шестеренки, лопнула пружина, и вдруг что-то прояснилось.
«Дизайнер! Ах да! Когда же это было? Ну да, месяца четыре назад. Правильно, четыре месяца назад я пригласил дизайнера, чтобы... – Лопнула еще одна пружинка, и какая-то шестеренка выскочила из паза. – Чтобы расписать одну из стен гостиной. Все правильно. Так, и что, она здесь торчит уже четыре... Интересно. То есть интересно, а что со стеной?»
Клерк, сбивая стул, кинулся к дальней стене гостиной и застыл около нее, как изваяние.
Передать, хотя бы приблизительно, содержание этой росписи было невозможно, но можно было дать ей название. И звучало оно так: «КОКАИНОВЫЕ ГРЕЗЫ».