Кто еще? Лида? Теоретически она могла приехать и уехать незамеченной. Но откуда она знала, что Вика и Владик именно в этот день… Случайность? Встретила их на улице? Лида знать не знала, где этот Владик живет, Синельников был уверен. И зачем ей убивать Владика? Чтобы подставить Вику? Чушь! Александра? Синельников хмыкнул: он знал, что Никанорова терпеть не может Вику и теоретически могла бы… Тем более что узнать адрес Владика ей было раз плюнуть. Но представить себе Александру с ножом в руке ему никак не удавалось. Нет, все говорило о том, что убила сама Вика.
Синельников провел несколько самых страшных дней в своей жизни, потому что не мог решить, что он должен делать. Можно было просто промолчать и посмотреть, как будут развиваться события. Ермолин и его ребята сами никогда не выйдут на Вику, да они особенно и не горят желанием расследовать эту бытовуху – кому он нужен, Владик! Одним алкашом меньше. Если дать им отпечатки, дело раскрутится, и что тогда будет с Викой, с Марком… с Лидой! Какой шум поднимется в городе!
Но Сережа вспоминал фотографии с места преступления, и его пробирала дрожь. Семнадцать ножевых ранений! Вика могла быть опасна. И когда ему позвонил Марк и бесцветным голосом произнес: «Вика покончила с собой», Синельников вздохнул с облегчением: Вика все за него решила. Это было признание. Только он один знал, что Вика имела в виду, когда писала в предсмертной записке: «Я так виновата».
Он выкинул снятые образцы отпечатков, чисто вымыл чашку и убрал ее в сейф. Но выкинуть это дело из головы не мог и начал потихоньку вести собственное расследование. Для начала Сережа сходил на квартиру Владика – тот жил в пятиэтажке. Синельников сам до женитьбы обитал в таком же доме, теснясь в малогабаритной трехкомнатной квартире вместе с матерью, дедом, сестрой и двумя племянниками. Собственно, именно этим и объяснялись все сложности его взаимоотношений с Наташкой – отсутствием отдельной жилплощади. Наташка жила в деревянном доме с матерью и бабкой, а Синельников был решительно не приспособлен ко всяким сельскохозяйственным занятиям и отлынивал, как мог, – да особенно и стараться не приходилось, потому что оперативная работа отнимала все его время.
– Рабо-ота! – ворчала теща. – Что это за работа? Ни денег, ни почета, одни неприятности. Лучше бы огород вскопал!
И Синельников, проклиная все на свете, иногда и в самом деле копал огород.
У Владика оказалась однокомнатная, совершенно пустая квартира на втором этаже. До сих пор Сережа ни разу не видел такого запустения: ободранные до газет обои, выщербленные половицы, потолки с потеками, кругом пыль. В комнате – только кровать, рядом – тумбочка, стол с допотопным телевизором, на подоконнике – жестянка с окурками. Кровать большая, старая, металлическая, с панцирной сеткой и решетчатыми спинками, на ней – грязный сплющенный матрас и подушка с лезущим в дырки пером. Простыню и наволочку забрали в качестве вещдоков – они были залиты кровью Владика. Даже на стене виднелись пятна засохшей крови.
Да-а…
Синельников прошел на кухню: старый холодильник, обшарпанный столик, колченогий стул и табуретка, грязный чайник на плите, в духовке – сковородка и кастрюлька с черным дном. Сережа походил по квартире, заглянул в туалет и ванную – лучше бы не заглядывал. В стенном шкафу лежало какое-то немногочисленное барахло, на гвозде в коридоре висела куртка, на полу валялись разбитые кроссовки. И так жил совсем еще молодой парень! Что ж, Вигаркина не помогала брату? Или он все пропивал? На что он вообще существовал, интересно…
Свидетелей никаких не нашли: никто не видел, как, когда и с кем пришел Владик, кто и когда от него вышел. Обнаружила тело соседка, возвращавшаяся с прогулки, – ее собачка вырвалась и побежала через приоткрытую дверь в квартиру Владика. Вызов поступил в 19.35. Количество алкоголя в крови убитого впечатляло. Сережа сам не знал, что именно хотел найти в этой квартире: ребята все добросовестно обыскали, да тут и обыскивать-то нечего! Он просто пытался представить здесь Вику и понять, почему она это сделала?!
Неожиданно для себя самого он взял и поехал на кладбище. Сережа взглянул на фотографию Вики, кривовато приделанную к дощечке над могильным холмиком, и у него защемило сердце. Такая юная, такая красивая! Эх, Вика-Вика! Горе. Он положил к фотографии букетик, купленный у ворот, и вздохнул: бедный Марк! Как он там? А Лида? Может, хоть теперь у них все срастется…
– Жалко как девку-то, начальник! Такая хорошая девка!
Синельников обернулся – Ваня Шапочка, местный юродивый, в длиннополом пальто и вечной полосатой шапочке, стоял под березой и кивал, горестно поджимая губы.
– А ты что, знал ее?
– Хорошая, добрая девка! Всегда Ване бутылки пустые отдавала! Пиво выпьет, Ване отдаст. А то и с пивом. А раз денежек дала, много! Ваня даже испугался, как много дала, никто столько не давал. Ваня бежал за ней, хотел отдать. Ваня честный! Как не отдать? Она ж Пашки Смелянского дочка, такая же каланча, и глаза Пашкины. А Пашка пил много, вот и повесился. А Ваня много не пьет, нет, Ваня меру знает! А девка Пашкина, вишь, тоже… А?! Что ж это, начальник?
– А когда это было, Ваня? Когда она тебе много денежек дала?
С огромным трудом Синельников вытянул из Вани все подробности – тот путался в числах, но твердо знал, что «девка» дала ему денежек в тот день, когда зарезали Владика: слухи по городу расходились мгновенно.
– Так ты и Владика знал?
– Поганый он, Владик твой, пусть земля ему будет пухом! Никогда Ване не наливал! А раз побил! Ногами пинал! Ваню нельзя ногами пинать, Ваня человек!
– Ну, возьми, человек Ваня, выпей за помин души Виктории Смелянской, – Сережа дал Ване несколько сотенных.
– Ой, начальник! Спаси тебя Бог!
Синельников задумчиво пошел к машине – смотри-ка, не зря приехал к Вике! Так что же это получается? Ваня встретил Вику в парке, когда солнце было «за баней», как сказал бомж. Значит… значит, где-то после трех? Допустим, полчетвертого. Картина вырисовывалась такая: Ваня Шапочка рассказал Вике про самоубийство ее отца – «к слову пришлось!», она затряслась и «аж позеленела», сунула ему все деньги, что у нее были с собой, и понеслась «как оглашенная» в сторону гастронома. Как раз к пятиэтажкам. Ваня сосчитал денежки – там было почти три тысячи, – испугался и побежал за Викой. Свернул в переулок Розы Люксембург, увидел, что Вика идет вместе с Владиком, и отстал, потому что боялся Владика…
Сережа прошел весь путь от сквера до дома Владика и даже поднялся на второй этаж, шел он довольно быстро – десять минут, ну от силы пятнадцать. Времени хватало с избытком – и выпить, и трахнуться, и подремать… И убить.
Надо, пожалуй, еще раз пообщаться с психиатром, на прием к которому ходила Вика, решил Синельников. Или с другим врачом посоветоваться? Та тетка в диспансере Синельникову не очень понравилась. Ей было сто лет в обед, она бубнила казенные фразы, а глаза испуганно бегали. Сережа понял, что врачиха даже плохо помнит Вику. И вообще, она была больше похожа на пациентку этого самого диспансера. Еще Валентине, у которой снимала угол Вика, не мешало бы пару вопросов задать, да и в училище хорошо бы заглянуть, с матерью и отчимом поговорить. Теперь Синельников знал, о чем спрашивать…