В этот миг распахнулись ворота и выбежали восемь человек, вооруженных «Томпсонами», винтовками и дробовиками, некоторые стреляли на ходу, но большинство выжидали, чтобы обнаружить цель. Сквозь ветви первого срубленного взрывом дерева никто не видел достаточно четко, чтобы разглядеть Гарри, который застыл на месте, уставившись в машину Вердераме. Прежде чем они его заметили, Джонсон – преподаватель английского языка, четыре года пробывший десантником-следопытом и обладавший другой личностью, с которой не мог примириться и от которой не хотел отказываться, – открыл огонь со скоростью шестьсот выстрелов в минуту, легко и справедливо уничтожая жестоких негодяев, которые так долго были уверены в своей численности, оружии и безнаказанности. Их использовали, чтобы избивать людей, бросать в витрины магазинов бутылки с зажигательной смесью, расстреливать связанных пленных и насиловать беспомощных женщин. Сражаться по-настоящему они не умели, поскольку всегда имели дело только с теми, кто был слабее, чем они. Их сила и внушаемый ими ужас при решительном отпоре испарялись. Это были трусы и убийцы, и убивать их было легко.
Байер окончательно подавил сопротивление охраны из машины сопровождения. Джонсон уже снял пулемет с сошек и двигался по направлению к центру. Стало неожиданно тихо. Вцепившись в ту часть своего живота, куда, как он думал, проник острый конец ветки, Гарри заглянул в «Кадиллак» таким образом, что напугал Вердераме сверх всякой меры. Те, кто сидел внутри, совершенно не понимали, зачем Гарри прижимается к стеклу заднего правого окна, поднимая голову чуть ли не до крыши автомобиля. Они понятия не имели, что он делает, а он хотел удостовериться, что у Вердераме нет пассажиров – ребенка, которого забрали из гостей, слуги, возвращающегося после выходного дня, жены Вердераме. Если бы это было так, то женщина или ребенок лежали бы на полу, наполовину скрытые, и он хотел убедиться, что там никого нет. Внутри было трудно что-то разглядеть, а в него целились несколько пистолетов. Но он знал, что если они выстрелят, то пули срикошетят и, вероятно, всех их убьют. Это делало их беспомощными и приводило в ужас, как и поведение Гарри, потому что они не понимали, зачем он заглядывает внутрь, и никогда не поймут.
Удовлетворенный тем, что внутри оказалось только трое, Гарри бросил на Вердераме последний взгляд и отступил. Вердераме знал, что сейчас умрет и, надо отдать ему должное, улыбался.
Отойдя, Гарри крикнул Сассингэму, который ждал стоя, чтобы выстрелить поверх кустарника.
– Чисто! – крикнул Гарри. – Огонь!
Сассингэм нажал на спуск, и ракета полыхнула из трубы. Она легко прошла через бронированную дверцу и взорвалась, разворотив борта и крышу «Кадиллака» в оранжевой вспышке и убив всех внутри.
От подрыва первого дерева до пуска ракеты в автомобиль Вердераме прошло менее четырех минут, хотя для Гарри и остальных они были неотличимы ни от четырех часов, ни от четырех секунд.
Они знали с самого начала, что местная полиция, полиция штата и ФБР быстро определят, какое оружие они использовали. По фрагментам пуль или целым пулям, найденным в людях, автомобилях, в почве и деревьях, они узнают их калибры и виды оружия, из которых они были выпущены. Два часа на сбор осколков и день на составление кусков позволят идентифицировать ракету, которая уничтожила Вердераме. И с первого взгляда по линиям пулевых отверстий, прошивших цели, можно будет увидеть подписи карабинов и пулемета.
Они также не питали иллюзий, что, вынужденные немедленно бежать, смогут собрать в темноте гильзы, которые иногда отлетают на десяток и больше футов, под всевозможными углами падая в сосновые иголки, закатываясь под упавшие ветки или увязая в грязи. Все патроны были протерты. Хотя четверо десантников по возможности проползали по мягкому грунту, в качестве отвлекающей меры они были обуты в новые туфли большего, чем требовалось, размера, которые они выбросят в реку, а из-за довольно увесистого снаряжения все они оставляли следы, присущие более тяжелым людям. У каждого был контрольный список вещей, которые требовалось забрать с собой при уходе. Само оружие и детонаторы, провода, оставшиеся боеприпасы и все, что может бросить на них подозрение, если их грузовик остановят на обратном пути в Ньюарк, будет утоплено в судоходном канале Гудзона. Все это, лишенное отпечатков пальцев и, если верить Вандерлину, не отслеживаемое, будет в конечном итоге снесено рыщущими там течениями на юг, на многие мили от моста Таппан-Зи.
Сигарета, брошенная на дорогу коренастым охранником со стены, была прекрасным тупиковым ходом. Вдобавок Гарри бросит обертку от сэндвича из ресторана деликатесов в Бенсонхерсте, о котором было известно, что его часто посещают конкуренты Вердераме как низкого, так и высокого статуса. Одна упаковка. И все. Несколько сотен гильз. Следы нового оружия. Следы, оставленные там и сям очень крупными мужчинами, ходившими по лесу в модных туфлях. Подарок совпадения – следы шин, оставленные автомобилем, который пришел с севера, остановился на смотровой площадке, снова съехал на дорогу и на высокой скорости направился на юг. А потом, конечно, обломки автомобилей Вердераме и тела людей, каждый из который был известным гангстером, каждый из которых был вооружен. Кто станет думать об учителе английского языка из Висконсина, сталеваре из Индианы, «ускорителе» с площади Юнион-сквер и бывшем студенте гуманитарного факультета, состоящем в браке с богатой наследницей?
Во Франции, Голландии и Германии – не на Сицилии, где местность более открыта, и не зимой, когда перемещаться по лесу проще благодаря снежному покрову, – Гарри часто приходилось очень быстро передвигаться сквозь ветки и кусты или бросаться вниз, не думая, где приземлиться. Прыжок с парашютом в лес может быть смертельным, если сломанная ветка выступает как копье или лезвие меча, и парашютисты, пронизывая деревья, очень странно с виду съеживаются, чтобы защитить свои артерии. В отчаянной быстроте боя острые порезы и проколы часто долго остаются незамеченными. Не раз, снимая рубашку или штаны, Гарри удивлялся обилию засохшей крови, запечатавшей раны, о которых он ничего не знал.
Сначала он думал, что ужасная боль в животе причинена чудовищно острой, крепкой и длинной сломанной ветвью, которая воткнулась в его тело глубоко, как стрела, когда он бежал к дороге. Он поискал обломок на случай, если она сломалась внутри его. Даже не нашарив ничего похожего на древко, он не хотел думать, что это пулевое ранение. Во Франции он не знал о ране в спине, потому что все его чувства были захвачены ранением в плечо. Здесь было только одно поражение, и его причиной должна была быть простая ветка. Пули, летевшие из машины сопровождения, были направлены в Байера, гораздо левее. В отношении некоторых вещей смертельной природы знание и желание могут присутствовать одновременно и с одинаковой силой. Гарри знал, что в него попала пуля, но также знал, что это был укол сломанной веткой. Не то чтобы одно преобладало в его уме над другим – и то и другое было верным и останется таковым, пока с течением времени не утвердится факт, как всегда и происходит в итоге.
Положив контрольный список на землю и держа фонарик в правой руке, левой рукой он зажимал рану. Детонаторы. – Байер и Джонсон сматывали провода. Карабин. Пять магазинов с патронами. Фонарик. Список. Обертка. И так далее. Все было в порядке, и ему понадобились обе руки, чтобы собрать вещи в рюкзак и унести их. Но, шевельнув левой рукой, он почувствовал острую, почти электрическую боль, плетью охватившую его за талию. Боль была настолько сильна, что он вскрикнул. Затем он посветил себе на руку и увидел, что она красная, покрыта свежей кровью. Сама рана, когда он ее осветил, выглядела как круглое отверстие. «Боже», – сказал он, садясь ждать остальных. Ожидание было недолгим, но за это время он заметил, что правая рука у него почти полностью онемела. Он мог шевелить ею, мог сжимать кисть, но он ее не чувствовал, и, несмотря на онемение, обеим рукам стало холодно.