Однажды на рассвете всех разбудил истошный крик: две стрелы поразили повара, готовившего для носильщиков, в бок и в ягодицу, когда он зажигал фонарь, собираясь приготовить кофе. Нужно было немедленно отправить его в Маракайбо. Мы соорудили что-то наподобие носилок, и четверо парней снесли повара в лодку. На лодке доставили его до джипа, на джипе доехали до грузовика, а грузовик доставил беднягу в Маракайбо.
Дни проходили в тяжелой, напряженной атмосфере. В джунглях чувствовалось присутствие индейцев, хотя мы их не видели и не слышали. Чем дальше мы продвигались вперед, тем сильнее становилась наша уверенность в том, что мы идем по территории, где индейцы охотятся. И действительно, дичи вокруг было полно, а поскольку все мы были с ружьями, то время от времени кто-нибудь не сдерживался да и подстреливал птицу или зверька, похожего на зайца. Все шли насупленные и мрачные, никто не пел, а когда вдруг раздавался выстрел, совсем по-дурацки начинали говорить шепотом, словно боялись, что их могут услышать. Постепенно всеми завладел страх. Люди начали высказываться: надо прервать экспедицию и вернуться в Маракайбо, пока не поздно. Начальник партии Крише не согласился и потребовал продолжать восхождение. Представитель профсоюза Карлос, хоть и был храбрым парнем, тоже был взволнован. Он отозвал меня в сторону:
– Энрике, возвращаемся?
– Почему, Карлос?
– Индейцы.
– Совершенно верно, но они могут на нас напасть и на обратном пути точно так же, как по дороге туда.
– Это еще как сказать, француз. Вероятно, мы очень близко подошли к их деревне. Посмотри на этот камень: видишь, на нем дробили зерно?
– Похоже, ты прав, Карлос. Пойдем поговорим с Крише.
Нашего янки не так-то легко было напугать – еще бы, он участвовал в высадке войск в Нормандии. К тому же он был влюблен в свою профессию. Крише собрал людей и объяснил, что мы находимся в богатейшем с точки зрения геологической информации районе и что надо идти дальше. Он разнервничался, разозлился и под конец, не сдержавшись, бросил фразу, которую ему не стоило произносить:
– Если боитесь, можете уходить! А я остаюсь.
Люди ушли. С Крише остались только Карлос и Лапп. Остался и я, но с одним условием: прежде чем идти дальше, мы зароем в землю все наше снаряжение. Я не хотел тащить груз. Дело в том, что в одной из неудачных попыток бежать из тюрьмы в Барранкилье я сломал себе обе ноги. С тех пор я не мог долго ходить с грузом и быстро уставал. За отобранные образцы теперь отвечал Карлос.
В течение пяти дней мы так и оставались вчетвером: Крише, Лапп, Карлос и я. Ничего особенного за это время не произошло, но, скажу откровенно, мне редко случалось попадать в такую напряженную, тяжелую атмосферу, когда чувствуешь, что за тобой круглосуточно наблюдают десятки, сотни пар невидимых глаз, пойди сосчитай, сколько их там. Мы решили уходить после того, как Крише, настроившись облегчиться у речки, вдруг увидел, как дрогнул камыш и пара рук стала медленно его раздвигать. Крише вынужден был прерваться в самый интересный момент. В свойственной ему манере он спокойно повернулся к камышам спиной и пошел обратно в лагерь как ни в чем не бывало.
– Думаю, пришла пора возвращаться в Маракайбо, – заявил он Лаппу. – Образцов породы у нас достаточно, и я не уверен, что с точки зрения науки есть какой-то смысл оставлять индейцам четыре интересных образца белой расы.
Без всяких сложностей мы добрались до Ла-Бурры, деревушки из пятнадцати домов. Заказали спиртное в ожидании грузовика, который должен приехать за нами. Ко мне подошел местный индеец-полукровка, крепко поддатый, и пригласил на разговор. Мы отошли в сторону.
– Ты француз? Так? Ладно, допустим, хотя не стоит быть французом, если ты такой дурак.
– Это почему же?
– Объясню: вы проникаете на территорию индейцев-мотилонов, и что же вы делаете? Стреляете направо и налево во все, что летает, бегает и плавает. У вас у всех ружья. Вы занимаетесь не научными исследованиями, а большой охотой.
– Куда ты клонишь?
– Поступая таким образом, вы разрушаете то, что индейцы считают своим продовольственным запасом. Они добывают дичи ровно столько, сколько им требуется на день-два. Не больше. И еще, они убивают стрелами, бесшумно, не распугивая остальную дичь. А вы, стреляя из ружей, разрушаете все, и животные разбегаются в страхе. Спасаясь, зверь уходит из этих мест.
Парень говорил дело. Мне стало интересно.
– Что будешь пить? Я плачу.
– Двойной ром, француз. Спасибо.
Он продолжал:
– Вот почему мотилоны угощают вас стрелами. Они говорят себе, что из-за вас им скоро нечего будет есть.
– Короче, если я правильно тебя понял, мы грабим их кладовую.
– Совершенно верно, француз. Слушай дальше. Тебе не приходилось замечать, что, когда вы поднимаетесь вверх по реке, в тех местах, где она сужается, или на мелководье, где приходится вылезать из лодок и тащить их волоком, вы разрушаете плотины из веток и бамбука?
– Да, и не раз.
– Так вот, то, что вы разрушаете, совершенно не задумываясь о своих действиях, – это ловушки для рыбы, устроенные мотилонами. И этим вы снова причиняете им вред. Сооружать ловушки непросто, ведь они состоят из нескольких сложных лабиринтов, идущих зигзагом. Когда рыба плывет против течения, последовательно повторяя все зигзаги, она попадает в последнюю ловушку, из которой не может выбраться. Впереди бамбуковая стена, рыба не может найти обратную дорогу, потому что вход сплетен из тонких лиан. Они расходятся, пропуская рыбу, но под напором воды прижимаются ко входу и не выпускают рыбу из ловушки. Мне приходилось видеть эти устройства. Если взять все сооружение в целом – верных пятьдесят метров в длину. Замечательная работа.
– Ты сто раз прав. Надо быть такими вандалами, как мы, чтобы разрушать подобное.
На обратном пути в Маракайбо я задумался над тем, что рассказал мне подвыпивший метис, и решил внести в распорядок экспедиции кое-какие коррективы. По прибытии в Маракайбо я, прежде чем отправиться к себе и провести там недельный отпуск, написал письмо управляющему персоналом господину Бланше с просьбой принять меня на следующий день.
Он принял меня в присутствии главного шефа геологов. Я объяснил собравшимся, что отныне в экспедициях не будет ни убитых, ни раненых, если управление походом будет передано в мои руки. Разумеется, Крише останется официальным руководителем, я же буду отвечать за порядок и дисциплину. Решили попробовать. Крише представил отчет, в котором отметил, что если появится возможность подняться выше, чем нам удалось, и проникнуть в места еще более удаленные и опасные, то можно будет получить поистине бесценные данные. Что касается материальных условий, вытекающих из моих новых функций дополнительно к обязанностям повара (я остаюсь поваром у геологов), то они будут определены, как только мы вернемся из экспедиции. Разумеется, я не стал излагать, каким образом собираюсь гарантировать безопасность экспедиций, а поскольку янки – люди практичные, то они не стали задавать мне лишних вопросов. Им был важен результат.