– Да что случилось-то?
– Пока ничего, но после первого января отпустят цены.
Наташа смотрела непонимающе.
– Ты у нас вроде бы экономист, – довольно ехидно продолжал Пахомов, – и не мне тебе объяснять, что это значит. Подразумевается, что должны заработать рыночные механизмы и наступить изобилие – только когда оно наступит? Вначале цены взлетят в десятки раз… А до изобилия, с нашими перекосами да идиотской национальной привычкой все делать через задницу – ой, как не скоро дойдет! Поэтому надо попробовать сохранить то, что нажито, и дальше действовать по ситуации. У тебя счет в банке есть?
– Простой, в сберкассе, – растерянно ответила она. – Чтобы девочкам на зарплату…
– Сними все. Переведи в валюту. Если есть возможность – купи что-нибудь дельное и придержи. Только прежде подумай, будет ли спрос. Что губы надула? Обижаешься, что учу?.. Я в этом деле специалист, и то ситуацию не до конца просекаю, одно знаю – нужно подстраховаться. Слыхала, что в Польше творилось? Гиперинфляция – страшная вещь! А для народа, который привык только к госценам – вдвойне. Это что, шарлотка? – внезапно спросил он, потянув носом. – Судя по запаху, уже готова. Если есть кофе, плесни чашечку, выпью и побегу. Можно руки помыть?
Наташа достала шарлотку из духовки и отрезала большой кусок. Чайник горячий, растворимый кофе тоже есть – спасибо Людкиному Андрею. Она вздохнула. Не такой представлялась ей эта встреча…
– Так ты все поняла? – спросил Боря, вернувшись и вновь усаживаясь за стол.
Она кивнула.
– И прошу тебя, не распространяйся об этом: чем меньше народа будет знать, тем позже начнется паника.
Борис мигом проглотил кусок шарлотки и кофе.
– Очень вкусно, спасибо. Ну, мне пора, дел невпроворот. Кстати, я ведь за это время открыл три фирмы, официальных. Так что я больше не Корейко! – рассмеялся он.
Одеваясь в коридоре, предупредил:
– Через три дня позвоню, дашь отчет о проделанной работе.
– А почему это я должна перед тобой отчитываться? – вспылила она.
– Я позвоню, – повторил Пахомов и вышел.
«Даже не попрощался, так спешит, – обиделась она и сама себе возразила: – А чего я ожидала? Что он опять все бросит и кинется к моим ногам? Как четыре года назад, когда за неделю отдыха на юге у него все наперекосяк пошло?.. Три новые фирмы… Да я со своими тремя швеями первое время ночей не спала и носилась днями как угорелая. Интересно, что за фирмы? Наверняка что-нибудь серьезное, не мой мелкотравчатый бизнес. Он выглядел усталым. Южный загар сошел, похудел, мешки под глазами. Одна белозубая улыбка осталась прежней, и серо-синие глаза. А усы он теперь по-другому стрижет… Они были гуще, он щекотал меня ими, и я…»
Наташа вздохнула: все в прошлом. И, наверное, об этом лучше не вспоминать. Лучше заняться тем, что велел Борис.
Она позвонила Людмиле и попросила срочно прийти.
Подруга примчалась через десять минут, она теперь снимала квартиру в соседнем квартале. Поскольку их производство сосредоточено на Гражданке – это было удобно.
– Что за спешка? – с порога начала возмущаться Людка. – Между прочим, суббота – мой законный выходной.
Я только собралась любимому позвонить, планы на день строила…
– Это которому любимому? – полюбопытствовала Наталья.
– Андрею, естественно.
– Ты же говорила, что у вас с ним несерьезно?
– Ну, это как сказать… Все вполне серьезно, только часто не получается. Люди мы занятые…
– Вот вам еще занятие. Сейчас пойдем в сберкассу, снимем все деньги, и ты попросишь Андрея перевести рубли в валюту.
– Зачем?
– Пахомов посоветовал, очень настоятельно.
– А почему?
– Этого я тебе не могу сказать. Прости, обещала.
– Ну и ладно, я и без тебя узнаю, от Андрюшки.
Сказав это, Людка буквально прикусила язык и отвела взгляд от подруги, честя себя за идиотскую привычку тараторить слишком быстро, так, что мысли порой за словами не поспевают.
– Что ты сказала?.. – нахмурилась Наташа. – От Андрея? Он что, с Пахомовым связан?
– Да, – нехотя призналась Людка.
Наталья нервно схватилась за сигареты.
– Так вот откуда у нас скатерть-самобранка! – со злостью проговорила она. – Ты зачем его просила?
– Нет, Наташ, я не просила! Борька был уверен, что от него ты помощи не примешь, но очень хотел помочь. Он сам меня нашел…
– Кроме продуктов, что еще?
– Да все! – выпалила Людка и стала загибать пальцы. – Эти якобы страховки на четыре тысячи, покупка у тебя дачи – тоже он. Врачи, их оплата, операция и путевка в санаторий… Кстати, идея с шитьем – тоже его!
– Да мы ведь сами!..
– Его идея, только мне надо было тебя на мысль натолкнуть, а остальное мы сами – не считая его денег, юриста, помощи Андрея… а так мы, конечно, сами, – пыхтела Людка.
– Я все верну, – не слишком уверенно проговорила Наталья.
– Ну, это вряд ли, даже если все оборудование продашь. Это я тебе как бухгалтер нашего кооператива говорю, хотя об истинных его затратах могу лишь догадываться. И вообще, разве можно вернуть заботу, самопожертвование?
– Какое, к черту, самопожертвование?
– А как это называется, если за свои деньги ставишь на ноги мужа любимой женщины?
– Он надеялся, что я узнаю и оценю, – стиснула губы Наташа.
– А вот и нет! Я ему поклялась и, если бы не проговорилась сейчас, ты бы, может, до смерти ничего не узнала. Много он от тебя благодарности просил?
Наталья решительно раздавила сигарету в пепельнице.
– Хватит об этом. Время идет, скоро сберкассу закроют, сегодня ведь суббота. Ты возьмешь машину и поедешь к Андрею. Кстати, где он работает?
– На прежнем Борином месте.
– Директором гостиницы? А у него на тебя время найдется?
– Если на меня не найдется, то для тебя обязательно выкроит. Я так понимаю, что он Борькин адъютант по жизни. Ослушается, такой пистон получит! Боюсь, что наши с ним отношения тоже «боевое задание». Но, когда мы вместе – у нас все чудесно. А на остальное мне плевать! Проще надо жить, подруга! Пользоваться каждым кусочком счастья, которое дарит судьба, а не отбрыкиваться, как ты всегда делаешь!
– Хватит меня воспитывать, счастливая ты наша, пошли в сберкассу.
– Ужинать будешь? – спросил Сашка, когда вечером она вернулась домой. – Я пельмени сварил.
Ели молча. Покончив с ужином, Наташа принялась мыть посуду. Сашка не уходил.
– Зачем приезжал Пахомов? – спросил он через некоторое время.