— Всё, девочки, по местам, за работу! — покосившись на меня, скомандовала она, и сняла с двери табличку «Приём товара».
Магазин стал наполняться покупателями.
— Надь, ты работаешь? — донёсся до меня гнусавый, чем-то похожий на гусиный гогот, голос.
Он звучал настолько колоритно, что я невольно скосил глаза на её обладательницу. Это была миниатюрная средних лет дама в ярко красном жакете. Под покрывавшим её лицо густым слоем пудры просматривалась сетка красных жилок.
— Работаю, Люсь, подходи, — отозвалась белокурая продавщица мясного отдела с прозрачными и голубыми, как у старинной фарфоровой куклы, глазами.
Поскольку её прилавок располагался рядом с моим «дежурным постом», я оказался невольным свидетелем завязавшейся между дамами беседы.
Женщины поприветствовали друг друга, и на фоне взвешивания небольшой порции сосисок завели речь о Зинке.
— Какой ужас! Какой ужас! — закатив глаза, воскликнула дама в жакете.
— А что тут удивительного? Всё к этому и шло! — развела руками белокурая продавщица. — Сама же себя и погубила. Пьянство до добра не доводит.
— А ведь я её в тот день видела, — жалостливо вздохнула Люся. — Возвращаюсь вечером с работы, смотрю — чешет навстречу. Ну, думаю, сейчас, как обычно, начнёт деньги в долг просить. Нет, не начала. Поздоровалась, пошла дальше. Вся такая довольная. Я удивилась, кличу: «Зин, ты что, на работу устроилась?». Она обернулась: «А зачем мне работа? Я теперь и без работы буду хорошо жить» — «Это как?» — «А вот так. Спонсора нашла».
— Спонсора?
— Да, спонсора. Так и сказала. Хитро прищурилась и почесала дальше. А спонсор тот, видать, самим дьяволом оказался. Взял, да забрал к себе той же ночью.
— Довольная, говоришь, шла? — усмехнулась Надя. — А я неделю назад её другой видела. Всю перепуганную, бледную, как смерть. Сижу вечером во дворе, перебираю картошку, гляжу — летит, как будто за ней кто-то гонится. Глаза от страха — что эта тарелка.
— Постой, постой, — нахмурила лоб дама в жакете, — это не тогда было, когда «Зимнюю вишню» по телику показывали?
— Тогда. В прошлый вторник. Я ещё всё время на часы смотрела, чтобы не опоздать.
— Так ведь я тоже её в тот вечер видела. Она из леса бежала. Я ещё подумала: «Что это с ней такое случилось?».
— А что ей в лесу-то понадобилось?
— А ты что, не знаешь?
— Нет.
— Вот те раз! Она там клюкву собирала. Она же клюквой на рынке торговала. Пить-то на что-то надо. Всегда со своей авоськой за ней ходила. Такой серой, замызганной, потрёпанной…
Меня словно хлестануло по лицу. Серая, потрепанная авоська? Да ведь я её видел! Тогда на болоте, возле клюквенных кустов! Вот почему она показалась мне знакомой: она была в руках у Зинки в то самое августовское воскресение, когда мы с Натальей гуляли по городу! Прошлый вторник? Так ведь Димка исчез именно тогда!
Ошеломлённый таким совпадением, я чуть не подскочил на месте. А вдруг это не совпадение, а связь?
Что мы имеем?
Зинка пошла в лес за клюквой. Вернулась перепуганной. Значит, она там что-то видела. И увиденное было настолько ужасным, что она, забыв про сумку, стремглав пустилась наутёк. Уж не стала ли она свидетельницей страшной Димкиной судьбы? И не связана ли с этим каким-то образом её смерть?
Нужно срочно поговорить со следователем!
Я вскочил со стула, пулей вылетел из магазина, добежал до ближайшего телефона-автомата и набрал «02».
— Милиция, — ответила трубка.
— Здравствуйте, — взволнованно выпалил я. — Как бы мне услышать майора Ланько?
— Кто его спрашивает?
— Ну-у-у… Как бы вам сказать… В общем, я имею некоторое отношение к делу Буцынской.
— И что?
— Мне очень нужно поговорить с ним об одной гражданке, которая погибла несколько дней назад в результате пожара. Фамилии её я не знаю, но имя мне известно — Зинаида.
— Вы и её близкий знакомый? — хохотнула трубка.
Я побагровел.
— Послушайте, уважаемый! Сейчас не время шутить! У меня есть подозрение, что её убили! Соедините меня с майором Ланько!
— Майора Ланько нет. Он в командировке. Звоните на следующей неделе.
Я в бешенстве стукнул трубкой о рычаг и вышел из кабинки.
Что же делать? Дожидаться возвращения следователя или попробовать разобраться в этом деле самому?
Я выбрал второе.
Когда я вернулся в магазин, дамы в красном жакете уже не было. Белокурая продавщица стояла у прилавка одна.
— Надя, — обратился я, подойдя, к ней, — не могли бы вы ответить мне на один вопрос?
Продавщица подняла глаза.
— Да, слушаю вас.
Я смущённо кашлянул.
— Я тут случайно услышал ваш разговор с подругой. Скажите, а вы, что, жили с Зинкой по соседству?
— Не так, чтобы по соседству, но рядом.
— Рядом — это как?
— Её дом стоял невдалеке от моего на другой стороне улицы.
— То-есть, из окна он был вам виден?
— Да, виден. А что?
Я озабоченно свёл брови.
— Надя, вы не могли бы припомнить, кто заходил к Зинке, начиная с прошлого вторника вплоть до дня пожара? Поверьте, это очень важно.
Моя собеседница захлопала глазами.
— А зачем это вам?
Я не стал сочинять липовых отговорок, и объяснил всё как есть.
— Вы упоминали, что в прошлый вторник Зинка была чем-то напугана. Так?
— Так.
— По всей видимости, её что-то испугало в лесу. Так?
— Наверное, так.
— А вы помните, что именно в прошлый вторник в лесу исчез сын Натальи Михайловны?
Белокурая продавщица схватилась за сердце.
— Господи! А ведь и правда!
— Так может Зинка видела, что с ним стало! — продолжал я. — Может, она об этом кому-нибудь рассказала! Теперь понимаете, почему необходимо установить всех, кто с ней общался?
— Да-да, конечно-конечно, — всплеснув руками, засуетилась Надя. — Как же я сама не додумалась! Сейчас-сейчас, попробую вспомнить… М-м-м… Я ведь только по полдня дома бываю. У нас работа посменная. Неделя — в первую, неделя — во вторую. Да и в окно я не часто смотрю… К Зинке постоянно кто-то приходил. В её хибаре был настоящий притон. В основном у неё ошивался Яшка Косой. Манька Спицына заглядывала. Ещё какие-то забулдыги, но я их не знаю… Знаете что, — вдруг спохватилась она, — вам надо поговорить с бабкой Евдокией. Это Зинкина соседка. Она давно на пенсии. Почти всегда дома. Либо на лавочке сидит, либо в окошко смотрит. Она могла видеть больше моего. Но, только знаете, будет лучше, если я вас к ней подведу. Боюсь, что с вами одним она разговаривать не станет. Мало ли что у вас на уме. А когда приводит кто-то из своих — доверия как-то больше, сами понимаете.