— Она верно говорит, — поддержала хозяйку Надя. — Он же бешеный. А когда выпьет, то буйным становится. Вообще с катушек слетает. С ним нужно быть поосторожнее.
— Постараюсь, — задумчиво пробормотал я и снова посмотрел на старушку.
— Евдокия Ивановна, а не могли бы вы вспомнить сам пожар? Не было ли в нём чего-нибудь необычного?
— А что в пожаре бывает обычного? — возразила та. — Пожар есть пожар. Я ведь его не с самого начала видела. Когда загорелось — я спала. А когда проснулась — уже вовсю полыхало. Чувствую, дымом потягивает. Причём, запах все сильнее и сильнее становится. Глаза открываю — батюшки святы! В окне красные языки играют. Я с кровати — прыг, и бегом на улицу.
— Там кто-нибудь уже был?
— Варвара с Петром были. Колесниковы. Они напротив живут. Тушить пытались. Воду в ведра из колонки набирали и на огонь выплёскивали. Но разве такое пламище вдвоём потушишь! Они первыми пожар увидели. Сразу в «01» позвонили. Я перепугалась. Мамочки родненькие! С минуты на минуту и на меня перекинется. Где я жить тогда буду, если погорю? В погреб, что ли, переселяться? Но тут, слава Богу, пожарные приехали. Дай Бог им здоровья! Быстро всё погасили. Меня не задело. Дымищу было — не продохнёшь. Крыша вся порушилась. Стали завалы разгребать — и Зинку нашли, горемычную. На кровати лежала. Вся обугленная, кожа потрескавшаяся, кости наружу торчат… Б-р-р!
Бабка Евдокия передёрнулась.
— Значит, говорите, полыхало? — переспросил я. — А быстро-то огонь разгорелся, не знаете?
— Варвара говорит, что быстро. Очень быстро. Оглянуться не успели, как весь дом объяло.
— А что пожарные установили? От чего загорелось?
— А шут его знает, от чего загорелось! Они нам не докладывали. Они, по-моему, и разбираться-то особо не стали.
— А милиция была?
— Была. Участковый приходил. Протокол составил и убрался восвояси. Неосторожное обращение с огнём — и точка. Кому алкоголичка нужна? Погибла — и ладно. У Зинки-то и родственников почти никаких не было. Только сестра. Живёт в соседнем районе. Они близняшки. Одну от другой почти не отличишь. Сколько дней прошло — до сих пор не появилась. То ли не сообщили, то ли не посчитала нужным. Небось, уже в общей яме похоронили душеньку нашу заблудшую.
— Ты её жалеешь? — спросила моя спутница.
— Конечно, жалею. Ведь всю жизнь рядом с ней прожила. Ещё новорожденной её помню. Но убиваться — не убиваюсь. Без неё потише будет. Прости меня, Господи!
Старушка снова повернулась к образу и наложила на себя крест.
— Ты мне, мил человек, вот что скажи, — обратилась она ко мне. — Неужели Димочку так до сих пор и не нашли?
Я помотал головой. Хозяйка в досаде всплеснула руками.
— Что же с ним такое произошло? Ох, Наташенька, Наташенька! Никогда ей в жизни не везло. С замужеством, вот, тоже не сложилось. И где она только подхватила этого чёрта цыганского? Чем он её к себе так привязал? Сломал ей, окаянный, всю жизнь! Чтоб он, тварь, сдох! Бедная девочка! Всего добивалась своим трудом. Какие препятствия преодолела! Какие трудности! Братцу её старшему, вот, подвезло. Приглянулся богатой хохлушке, женился, переехал в её дом. Стал жить, как сыр в масле, в сытости и достатке. А Наташенька, бедная, мучилась. Без денег, да ещё с дитём. А брат свысока поглядывал, как будто она ему не сестра, а служанка. Хоть бы чем помог. Только не принесло ему везение счастья. Как жена померла — так и покатился под откос. Супругины сбережения проел, а заработать самому — не под силу. Не умеет он зарабатывать. Не научился. Вот оно, как на всё готовенькое-то приходить. А Наташенька молодец. Встала на ноги, оперилась. Ей хорошего человека бы ещё только встретить…
Бабка Евдокия отвлеклась на телеэкран, где показывали местные новости. Демонстрировался сюжет о милицейском рейде по притонам.
— Они только под камерой так могут! — гневно ткнула пальцем она. — Для показухи. А так их работать не заставишь. Ребёнок в лесу пропал — и хоть бы хны. Тьфу!
Ответный плевок Навалинского телевидения не заставил себя ждать. На экране появился начальник городской милиции, из уст которого полился красочный рассказ о неуклонном бдении сотрудников правоохранительных органов на ниве обеспечения безопасности граждан. Не выдержав такого издевательства, хозяйка раздражённо выдернула вилку из розетки. Телевизор погас.
— Самим надо искать, а не на милицию надеяться, — проговорила Надя, и вдруг осеклась. — О, а вон и Манька Спицына! На ловца, как говорится, и зверь бежит. Легка на помине.
Я бросил взгляд в окно. Во двор бабки Евдокии заходила неопрятная, средних лет толстушка с собранными сзади в пучок волосами.
— Вот мы её сейчас обо всём и расспросим, — оживилась старушка. — Только учтите: она откровенничать не любит. С ней нужно похитрее, не напрямик. Давайте скажем, что мы Зинку поминаем. Она выпить никогда не откажется. А там, глядишь, и язык развяжет. У меня для такого случая как раз припасён стратегический запас. Надежда, доставай рюмки.
Моя спутница подалась к серванту, а бабка Евдокия проворно прошмыгнула на кухню и вернулась оттуда с початой бутылкой водки.
— Я её для компрессов держу, — пояснила она. — Ревматизм, артрит. Целый букет. Старость — не в радость. Но ради такого дела можно и вовнутрь.
Послышался стук в дверь.
— Входите, открыто! — крикнула хозяйка, спешно наполняя рюмки.
Из прихожей донеслись шаги. Занавески раздвинулись.
— Привет честной компании! Что обмываете?
Голос Зинкиной подруги был скрипучим и неприятным. Её мутноватые глаза тут же уставились на меня.
— Здравствуй, Манечка, — вкрадчиво проговорила бабка Евдокия. — Проходи, родная, присаживайся. Мы тут усопшую поминаем.
— Без закуски? — удивленно спросила Маня, усаживаясь подле меня.
Я подался в сторону.
— Ну что ты, Манечка, как же без закуски! — спохватилась хозяйка. — Конечно с закуской. Я просто её ещё не принесла. Мы ведь даже ещё по первой не пропустили.
— Значит я вовремя, — беспардонно хохотнула «новоприбывшая».
— Надежда, достань гостье посуду, — бросила старушка, поднимаясь с места.
Моя спутница снова потянулась к серванту, а Зинкина подруга переключила внимание на меня.
— А что же вы один-то, без жены?
Я вскинул брови, и уже собрался было объяснить, что мы с Натальей в браке не состоим. Но, взглянув на ехидно-слащавую Манькину улыбку, решил пропустить её слова мимо ушей. Рьяное опровержение сплетен зачастую приводит к укреплению убеждения в их истинности.
— Ей сейчас не до этого.
— Мань, ты картошку-то выкопала? — пришла мне на помощь Надя.
— Выкопала, — ответила та, — сколько смогла. Медведка, зараза, завелась. Столько картошки погрызла! Планировала собрать четыре мешка, а получилось три.