– Да ладно тебе!
– А Фим где?
– А-а! – Лариса махнула рукой.
– Что такое?
– Да, слово за слово… Ну, как обычно, – вздохнула она.
– А ты, значит, здесь обосновалась?
– Ну, Фим говорил, я подумала… Позвонила Марату, он сказал, где ключи.
– Марату позвонила? – Ярослав озадаченно поскреб за ухом.
Одна встречается с Маратом, другая преспокойно звонит ему, и только он один мышей не ловит. Мог бы встретиться с Маратом или просто по телефону поговорить. А о чем? Рассказать, как чувствует его любимая чужая жена?
– Да, у меня был его номер.
– Он же в изоляторе.
– Ты не поверишь, но я об этом не подумала. Потом вспомнила, уже хотела отключиться, а он ответил… Как голос с того света!
– Почему с того света?
– Я хотела сказать, из другой жизни. Из той, где я была с этим козлом, – с умилением улыбнулась Лариса.
– С козлом?
– Любовь зла… Да ты и сам знаешь… Извини, но я в курсе, Фим говорил…
– Ты только это, языком не молоти.
– Зачем? Я что, дура?
– Поесть что-нибудь есть?
Ярослав прошел в каминный зал, достал из барного шкафа бутылку виски, бокалы, развалился на диване. Лариса принесла сырную и колбасную нарезку. И лимон подала.
– Угостишь? – кокетливо спросила она.
Он молча плеснул ей в бокал, и она тут же выпила, не закусывая. И вдруг исчезла. А Ярослава потянуло в сон. Он выпил, закурил, а веки все равно слипались. Он уже почти заснул, когда появилась Лариса. Накрашенная, в коротком клубном платье.
– Это зачем?
– А скучно! Как гражданка свободной страны, я имею право на веселье… Не бойся, приставать не буду!
– Да я не боюсь.
– Смелый?
– Ну, не трус.
Лариса включила музыку. Ярослав решил, что сейчас она потянет его танцевать, но она всего лишь села рядом. Их коленки соприкоснулись. Что это, намек или знак судьбы?..
– Говоришь, что не трус, а какой-то закрепощенный.
– Да просто устал.
– Ну да, я понимаю, с Катей проблемы… Зря ты с ней закрутил. Видно же было, что она в Марата как кошка влюблена.
– Давай не будем, – скривился Ярослав.
– И он на нее запал, я видела. Но Марат кобель по жизни, его любовь… э-э, как собачий пух: куда дунуло, туда и полетело… И он ветреный, его нельзя любить серьезно… Тебя можно, а его нельзя.
– Меня можно?
– За тобой как за каменной стеной, и Катька это поняла… Да и я понимала, но ты на нее как на богиню смотрел…
– И все-то ты видела, – невесело хмыкнул Ярослав.
– А я не кукла, у меня глаза живые, не пластиковые… Мозги, правда, кукольные… – Лариса как-то странно посмотрела на него.
– Чего это?
– Да так, о женском… Нельзя мне без мужика оставаться. Но и с мужиками как-то не получается… Ну, чего сидишь, наливай! – Придержав его руку, когда он поднял горлышко бутылки над ее бокалом и плеснул, она как-то озорно посмотрела на него: – На брудершафт?
– Опасно, – покачал головой Ярослав.
– Но ты же не трус.
– А ты?
– А ты проверь!
Они переплели руки, выпили, поцеловались. Но он вдруг резко оторвал ее от себя.
– Не нравится? – Ее голос загустел от обиды.
– Да про Фима вспомнил.
– Фима хочешь позвать?
– С тобой не соскучишься.
– А если серьезно, никто ничего не узнает. Да и нет ничего. Ты спишь в своей постели, я в своей, и все это нам снится.
– Хочешь сказать, что мозг отключен?
– Какой же ты зануда!
Лариса поднялась с дивана, оправила платье, включила музыку погромче, встала посреди комнаты и закачалась в танце, движением руки распуская воображаемую копну волос.
– И как тебе мои тридцать лет? – Донеслось откуда-то сквозь ватную гущу в ушах.
Он не ответил, да Лариса в этом и не нуждалась.
– Жизнь, она такая короткая!
Ярослав и не заметил, как она оказалась у него на коленях. И он уже ничего не мог с собой поделать. Да и не пытался…
Бразильский кофе самый лучший, индонезийский тоже хорош, вьетнамский чуть похуже, зато самый дешевый. За вагон бразильского кофе можно взять два вьетнамского. Но кофе везут не вагонами, а особыми вентилируемыми контейнерами. Их с корабля перегружают на железнодорожную платформу, везут в Москву, переправляют на фабрику, там взвешивают, сушат, измельчают, фасуют, продают. Ярослав занимался вьетнамским кофе, но продавал его под брендом «Бразилика». И вроде все хорошо идет. Только вот успокаиваться на достигнутом никак нельзя. Конкуренция на рынке серьезная, если зазеваешься, не просто обойдут, но еще и под откос пустят…
Кофе поставлялся в долларах и в тоннах, дробился в центнерах, продавался в рублях и упаковках. А потом терялся в цифрах, которые мельтешили перед глазами.
– Ну, что здесь непонятного? Продали сто восемь упаковок, вернули четыре, выбраковка два процента…
– Стоп! – Ярослав мягко взял Ксению за палец, которым она водила по бумаге, поднес его к губам, поцеловал. – Что-то голова не варит.
– Пить надо меньше, – с упреком сказала она.
– Да сколько я там выпил…
– Много. И каждый день.
– Да? Надо завязывать… – кивнул он.
Как начал бухать с прошлой недели, так до сих пор остановиться не может. Надо с этим заканчивать, а то мозг совсем атрофируется.
– Предлагаю сегодня разгрузочный вечер, – улыбнулась Ксения.
– Это как? Ни капли в рот, ни помидора в салат?
– Ну, фрукты, овощи можно…
Она хотела еще что-то сказать, но в кабинет вдруг ворвался Фим.
– Ярый, кажется, у нас большие проблемы!
– Это ты о чем?
В ответ Ярослав получил двух мужчин в штатском, которые с хозяйским видом вошли в кабинет. Долговязый в длинном плаще, карикатурно смахивающий на почтальона Печкина, – следователь прокуратуры Дорогов, плотный коренастый крепыш с полированной лысиной – оперуполномоченный уголовного розыска Цесаркин. И вид у обоих был такой, как будто Ярослав доживал последние минуты.
– Гражданин Игнатьев? – выстрелил Дорогов.
Он грозно смотрел на Ярослава и, казалось, мысленно призывал его вытянуть вперед руки, сомкнув их в запястьях. «Вы арестованы, гражданин Игнатьев, сопротивление бесполезно!..»