— А вот о ком эта бабища не кричала — так это о нашей находке, — сказал Гаврюша. — Все пропажи перечислила, а про эту забыла.
— Может, не знала?
— Чего не знала? Что кто-то из штукарей бабу с собой из самого Петербурга везет? Да ей первым делом про эту бабу донесли.
— Так, может, наша загадочная незнакомка с ней поладила? Про все шашни ей доносила? Оттого фрау де Бах о ней и молчит? — сказал это, я задумался: как-то нелогично у меня получилось.
Но Гаврюша отыскал в моих словах ту логику, о которой я и не подозревал.
— Кого-то по хозяйкиному приказу выслеживала, — сказал он вдруг. — Да и прихватили на горячем, пришлось удирать. Может, девку эту, Клару.
— А что ж рыдала, словно обезумела?
— Так ногу повредила, больно — чего ж не зарыдать? Потому и с нами увязалась — кто-то ей грозился, видать, шею свернуть за подглядывание.
— Складно… А вот что, Гаврюша, нескладно. Если она за кем-то подглядывала, тот человек, надо думать, из компании штукарей. Я его крепко тростью приложил. Не иначе, сломал ключицу. Он же, вместо того чтобы шум поднять, куда-то на конюшню удрал. И, сколько нам удалось сегодня услышать, никто ничего про товарища своего с поломанной ключицей не говорил.
— Ну, выходит так, что ключица цела, кровоподтеком детинушка отделался.
Наш разговор сделался вял, оба мы задремали. Но я успел немного поспать днем и потому довольно скоро спохватился и разбудил Гаврюшу.
— Пошли, что ли, номер покойного Гверры открывать?
— Пошли, Алексей Дмитриевич, благословясь. Дай Боже, чтобы ваш племянник там отыскался — тогда наши похождения и кончатся. А я обратно в лавку вернусь. Грехов-то сколь замаливать…
— Ты же по хозяйскому приказу, пусть Яков Агафоныч твои грехи замаливает, — пошутил я.
— Хороший вы господин, Алексей Дмитриевич, а еретик, никонианство и вам душу погубит, коли не одумаетесь.
— Ну, нашел время проповедовать…
Мы на цыпочках подошли к нужной двери.
Старик научил нас, как отворять замок, и даже дал для этой цели железный пруток. Я взялся за это дело и с легким скрежетом одолел замок. Гаврюша приоткрыл дверь.
В комнате покойного наездника было темно, а свечку мы с собой не захватили. Сказывалось отсутствие опыта в подобных авантюрах.
— Ваня! — позвал я. — Ваня, это я, твой дядюшка Алексей. Я приехал за тобой! Выходи!
Ответа не было.
— Либо испугался, либо его там нет, — прошептал Гаврюша. — Надо войти. К темноте привыкнем и все разглядим.
— Либо спит, — добавил я. — У детей сон крепкий.
Мы вошли. Комната была невелика, у окна стоял стол, слева — ширмы, закрывающие кровать, на фоне окна выделялся силуэт двусвечника со свечами.
— Эх, жаль, огнива нету, — сказал Гаврюша.
— Вы тут все еще огнивом огонь разжигаете?
— Деды так разжигали, и мы будем.
— А спичками не пробовали?
— Грех.
Я по сей день не понял, что грешного в этих маленьких лучинках с желтыми головками. Но, перекладывая платок и прочее имущество из сюртука в потайной карман кафтана, я прихватил с собой и любимую свою игрушку — прометеевы спички. Однажды я ими перепугал сестрицу до умопомрачения. Когда потребовалось зажечь свечу, я вынул из коробочки бумажную трубку и, надкусив ее с одного конца, быстро отнес подальше от физиономии. Кончик вспыхнул, сестрица взвизгнула. А объяснялось это диво просто. На конце бумажной трубочки был слой зажигательной смеси, а в ней самой — крошечный пузырек серной кислоты. Укусом я рушил перегородку меж ними, и получалась вспышка.
Нет нужды говорить, что прометеевы спички привезли мне из Англии. Оттуда же доставили и недавно изобретенные спички, которые зажигаются путем трения головки о наждачную бумагу, производя при этом неслыханную вонь. Я решил подождать, пока англичане изобретут что-нибудь менее вонючее.
— Ты, Гаврюша, только не пугайся, — предупредил я. — Сейчас, с Божьей помощью, я свечу зажгу, но ты, Христа ради, не бойся!
Он с честью выдержал испытание, сказав только:
— Тьфу! И не лень же людям всякую пакость придумывать.
Огонек свечи озарил комнату, и я невольно разинул рот.
Здесь кто-то успел побывать — возле кровати на полу стояли раскрытые баулы, а вокруг были разбросаны вещи — предметы мужского гардероба.
— Вот это, Гаврюша, доподлинный грех — покойника обокрасть, — сказал я.
— Кто-то из своих потрудился, — заметил он. — Польстились на новые панталоны или на галстух, будь он неладен.
— А что, Гаврюша, ведь если в люди выйдешь — не только сюртук, фрак надевать придется, а во фраке без галстуха не ходят.
— Когда это еще будет! Мне сперва жениться нужно, своим домом зажить, свое дело завести. А к тому времени и фраки из моды выйдут. Гадкая одежонка — ни для тепла, ни для красоты, да еще раздвоенный хвост. Кто хвост носит — знаете?
Такой теологический подход к фраку меня порядком развеселил.
— Посвети мне, Гаврюша, — попросил я. — Может, мой Ваня в постели клубочком свернулся, а может, с перепугу успел под постель забраться.
Гаврюша взял двусвечник с одной горящей сальной свечкой, на которой уже стала собираться черная шапочка нагара. Мы подошли к постели.
Тут надо сказать, что ширмы, состоявшие из четырех затянутых недорогой тканью экранов были сдвинуты и торчали углами, так что кровать была наполовину открыта. Поэтому мы к ним и не прикоснулись.
В постели Вани не было. Я нагнулся, чтобы заглянуть под кровать, нагнулся и Гаврюша, чтобы посветить мне. И тут ширмы, вдруг сложившись, рухнули ему на спину. Гаврюша, качнувшись, налетел на меня и лишь чудом удержал в руке двухсвечник.
За ширмами прятался человек, но это не был Ваня. Проскочив мимо нас в коридор, он заорал истошным голосом:
— Воры! Держите воров!
Вот только этого нам недоставало!
Я, честно говоря, растерялся: отродясь меня — офицера, дворянина! — не называли вором. А вот Гаврюше, который лет с шестнадцати служил приказчиком, а до того — мальчиком на побегушках в лавке, всякие покупатели попадались — и такие, которые считали его записным мошенником, тоже. Потому, видать, он опомнился первым и запустил в крикуна подсвечником. Затем он схватил меня за руку и повлек прочь из номера покойного итальянца.
Гостиница, как всем известно, — это ряды номеров, двери которых выходят в длинные коридоры. Там есть и конурки, в которых горничные держат свое имущество, и другие конурки — в которых сидят коридорные. У коридорных, кроме прочих обязанностей, есть и такая — ночью начистить сапоги и башмаки постояльцев. Поэтому на помощь нашему крикуну первым делом выскочил ближайший коридорный со свечой, раздался топот — к нам бежали еще какие-то люди сверху и снизу.