— Так, хорошо, идем дальше… У вас есть разрешение на ношение оружия?
— Да, — ответила я настороженно.
— Назовите марку, пожалуйста.
— Walter P99.
— Калибр у него, насколько я знаю, девять миллиметров?
— Именно так, — кивнула я.
Следователь снова с чем-то сверился в своих бумагах.
— Зачем вам оружие?
— Мне его выдали после некоторых событий.
— Каких, позвольте полюбопытствовать?
— Несколько лет назад я разоблачила финансовую аферу. Так как я неплохо стреляю, мне финансовый комитет выдал оружие в личное пользование для самозащиты.
— Неплохо стреляете, — задумчиво повторил следователь. — Кто может подтвердить, что вы были в офисе той ночью?
Пистолет, недовольство тем, что Макс продал нашу компанию, слова Криса об огнестрельном ранении Макса — все это пронеслось перед моими глазами в одно мгновение. И я не выдержала прессинга.
— Кристофер Лоньер, — сказала я, понимая, что только что подписала себе смертный приговор.
— Из ваших показаний, данных ранее, следовало, что вы были одна.
— Нет, со мной был Кристофер Лоньер.
— Чем вы занимались?
— На этот вопрос обязательно отвечать?
— Не поймите меня неправильно. Просто господин Лоньер находится в довольно щекотливом положении. Впрочем, как и вы сами. Вы могли взять пистолет и вдвоем убить Максима Соловьева.
— С какой стати? Вы готовы выдвинуть обвинение против нас? — я кашлянула. — Против меня?
— Боюсь, что да. Показания, полученные мной сегодня, дают мне повод предполагать, что у вас был мотив, и не один.
«Дорогая, да у тебя более чем достаточно причин, чтобы отправить Макса на тот свет», — прозвучали в моей памяти слова Кристофера.
— После работы мы поехали в ресторан «Вестфалия».
Следователь удивленно посмотрел на меня, но продолжил допрос.
— Как вы туда добрались?
— На такси.
— Когда вы туда отправились?
— Где-то в начале восьмого вечера.
— Как долго там находилась?
— До половины первого.
— Кто может это подтвердить?
— Да кто угодно. Там было очень много людей.
— Куда вы направились потом?
— К Кристоферу домой.
— На его машине?
— Нет, мы ехали на такси.
Следователь снова сверился с записями в папке и вздохнул.
— Что вы там делали?
— Что могут делать два взрослых разнополых человека, находясь наедине ночью? — ответила я вопросом на вопрос.
— Вы мне скажите, — следователь сложил руки на груди.
— Мы занимались любовью, — продолжала нагло врать я.
— В начале допроса вы сказали, что были на работе? Почему?
— Дело в том, что я не хотела, чтобы о моей связи с Кристофером кто-либо знал, — быстро нашлась я.
— Почему? — снова спросил мужчина.
— Я стараюсь избегать служебных романов, — в отличие от всего остального это было чистой правдой.
— Почему? — опять повторил он данный вопрос.
— Не люблю сплетни и слухи. Это компрометирует женщину, если она получает должность получше, зарплату повыше и прочие привилегии.
— Но, насколько мне известно, на работе и так знают о вашей сексуальной связи. Длится она, как я понимаю, уже не один год. И вы все-таки получили должность повыше.
Я раздосадованно опустила глаза в пол и кашлянула. Значит, вот как воспринимает «ухаживания» Кристофера наш коллектив. Мне это было неприятно.
— Они не знали, а предполагали, — сказала я. — Это разные вещи. Другое дело, когда данная информация будет запротоколирована.
Следователь нахмурился. Его проницательный взгляд пристально буравил меня. Казалось, в этот момент он знает обо мне все.
— Довольно странно звучит, — справедливо отметил он. — Вы взрослые люди, имеете полное право на внештатные отношения.
Я задумалась. Не до конца продуманной ложью я завела себя в тупик. А мне нужно было что-то срочно ответить.
— Я старомодна в данных вопросах, — это было самое простое, что пришло в голову.
— Понятно, — скептически отозвался следователь и снова пролистал папку. — Какие отношения связывали вас с Максимом Соловьевым?
— Деловые.
— Как вы относились к погибшему?
— Хорошо.
— Опишите его.
— Он был очень умным, приятным в общении человеком. Занудным во многом, но толковым.
— Были ситуации, когда вы не могли прийти к компромиссу?
— Нет.
— Нет? — удивился следователь. — А как вы отнеслись к информации о том, что Максим продает «Максикрис»?
— Отрицательно.
— Почему?
Скоро этот вопрос станет меня раздражать.
— Потому что это была и моя фирма тоже. А он не посоветовался со мной, собрав все подписи.
— Это вас разозлило, — сделал вывод следователь, который наверняка знал о многих подводных камнях. Но я была на допросе, поэтому ему нужно было все услышать от меня.
— Я была возмущена, но не зла, — спокойно ответила я.
— А у меня есть свидетель, который может подтвердить в суде, что вы угрожали Максиму.
Я пристально посмотрела на следователя, пытаясь понять, говорит он правду или пытается запугать меня. Мужчина тоже смотрел прямо мне в глаза. Я, не выдержав этого всепроникающего взгляда, опустила глаза. Мне показалось, это был жест человека, признавшего свою вину.
Нервничать после этого я стала еще больше, оправдывая себя тем, что атмосфера в кабинете для допроса гнетущая. На самом деле я понимала, что одно неверное движение, благодаря которому следователь может уличить меня во лжи, — и клетка захлопнется.
— Я возмущалась, — повторила я. — На ум приходили все возможные аргументы, чтобы постараться избежать возможной продажи фирмы.
— «Поверь мне, я это просто так не оставлю… Да! Я тебе угрожаю… Я просто убью тебя!», — процитировал следователь мои слова, вероятно, из записей в папке. — Этот разговор состоялся одиннадцатого декабря. Если я не ошибаюсь, вы именно в тот день узнали о продаже фирмы.
Я нервно сглотнула. Вот уж не ожидала, что кто-то слышал наш разговор.
— А как бы вы отреагировали на то, что вашу фирму продают без вашего ведома?
— Сейчас речь не обо мне, а о вас, — резко сказал мужчина. — Это ваши слова?