Значение этих школ едва ли можно переоценить. В век, когда почти все кругом были безграмотны, в краях, где даже аристократы с трудом могли поставить подпись, обязательное обучение для всех еврейских мальчиков поднимало культурный уровень говорящих на идише намного выше их нееврейских современников. Более того, в последующие столетия программа стала подразумевать грамотность на идише. В XVI веке краковская община постановила, чтобы каждая школа назначила шрайбера (писца), обучавшего детей «писать звуки языка, на котором мы говорим». В программу входили и другие предметы: арифметика, география и основы национального языка соседей. В говорящей на идише общине, в отличие от христианского феодального мира, любой мальчик, обладавший умом, способностями и необходимой ситсфлейш (усидчивостью), независимо от того, каким бы скромным ни было его происхождение, мог надеяться на то, что он сможет подняться до высокого интеллектуального уровня и раввинистической респектабельности.
И вы вряд ли упустили бы веселые звуки музыки, доносящиеся из танцхоев или шпильхоев (на иврите бес хатанес) – танцевальных залов, в которых устраивались праздники и приемы. Танцы после обеда в субботу были популярны среди молодежи, несмотря на настойчивые еврейские запреты совместных танцев между представителями разных полов, несмотря на восходящий к Писанию запрет и на множество шуток на эту тему (например: «Почему иудаизм запрещает добрачный секс? Потому что он может привести к смешанным танцам»). Регулярные неформальные встречи происходили вне дома; сами танцевальные залы резервировались в основном для особых случаев, таких, как обрезание, бар-мицва и свадьба. Свадебные торжества продолжались неделю или даже больше, они «отмечались музыкальными представлениями, не прерывавшимися даже в субботу <…> для чего нанимали музыкантов-христиан, и гости-христиане веселились на празднике» [124] . Таким образом, даже если еврейская община насчитывала приблизительно сотню человек, танцевальные залы редко надолго оставались темными и пустыми, часто оживляясь мелодиями дер майен танц («майского танца»), дер умгейендер танц («кругового танца»), дер шпринг танц («танца с прыжками»), дер фиш танц («рыбного танца»), дер тотентанц («танца мертвеца»), доктор Фойстс танц («танца доктора Фауста») и дер альтер какерс танц («танца старого пердуна»). Раввин Шломо Лурия, известный как Махаршал [125] , один из виднейших духовных авторитетов Польши, сурово писал:
Я осуждаю молодых людей, часто посещающих танцевальные залы, даже если музыку там играют музыканты-неевреи [126] .
Как звучала музыка, сопровождавшая эти танцы? Вероятно, не слишком похоже на известную нам сегодня клезмерскую музыку, более позднюю по происхождению, истоки которой коренятся в недавней музыке Балкан или Греции. Можно подумать, что поскольку еврейские музыканты иногда играли для клиентов-христиан, а музыканты-христиане по субботам и праздникам – для евреев, то мелодии и ритмы танцевальных залов были примерно такими же, под какие веселились соседи-христиане. Но есть свидетельства того, что игра еврейских оркестров была даже тогда приправлена экзотическим привкусом странных гамм и незнакомых ритмов.
В некотором роде мы располагаем образцом этой музыки. Нюрнбергский композитор XVI века Ханс Нейсидлер записал танец, который слышал в исполнении еврейского оркестра на королевской свадьбе. Но мелодия этого танца (он назвал ее Judenttanz, «еврейский танец») была настолько странной, что это произведение было воспринято скорее как пародия, чем как точная аранжировка. По данным «Encyclopaedia Judaica», в следующем столетии гильдия пражских музыкантов-христиан сетовала, что еврейские оркестранты «не сохраняют ни темпа, ни ритма, намеренно лишая благородную и красивую музыку ее достоинств». Оставим в стороне очевидное профессиональное соперничество. Здесь имелось в виду, что музыка идишских евреев была непохожей на музыку их нееврейских соседей. Возможно, еврейские музыканты, в первую очередь члены более низких гильдий, сохраняли большую близость к славянским и турецким музыкальным корням и сопротивлялись западному немецкому барочному стилю, входившему в моду среди средних и высших классов.
Многие силезские евреи были бедными иммигрантами из отдаленных восточноевропейских земель. В XV веке на улицах и переулках средневекового Стшегома все еще слышался западнославянский язык, только начинавший разделяться на чешское и польское наречия. Однако можно было уловить слово-другое из языка еврейско-немецкого, которому суждено было называться идишем, хотя чаще они исходили из уст более богатых и лучше образованных.
Было бы большим упрощением говорить о единой еврейской общине. Между евреями было много разительных отличий, так же как и между окружающими неевреями; эти различия были обусловлены еще и разностью этнического происхождения евреев – немецкого и славяно-греко-тюркского. Различия существовали и между социальными классами: с одной стороны – дипломаты, банкиры, врачи и оптовые торговцы, с другой – мелкие лавочники, разносчики, ремесленники, музыканты, рабочие и слуги. Хотя у евреев не было таких контрастов, какие существовали среди христиан между дворянами и нищими, неравенство всегда было значительным.
Некоторые из евреев, ранние поселенцы, длительное время были крестьянами – не крепостными, но свободными мелкими землевладельцами, не привязанными к земле. Меир из Ротенбурга в XIII веке писал:
Евреи не привязаны, как неевреи, к какому-то определенному месту, ибо считаются обедневшими свободными, которые не были проданы в рабство.
Тем не менее в 1220-е годы еврейские земледельцы в имении графа Хенрика I возле силезского города Бытома должны были платить десятину от своего урожая епископу Бреслау, как и их соседи-христиане. Некоторые из этих евреев даже владели целыми населенными имениями. В 1200 году силезская деревня Сокольников принадлежала евреям Иосифу и Хазкелю [127] . Богемские деревни Тынице и Сокохрице на западе от Стшегома в раннее Средневековье были известны как владения евреев, как и город Малый Тынец на востоке от Кракова.
Но примерно к началу XV века большая часть еврейского населения старалось избегать тесной привязанности к какой-либо определенной территории. Изгнание из многих мест Западной и Центральной Европы было суровым уроком недальновидности при выборе земли в качестве надежной недвижимой собственности. Земли можно было лишиться, если (а скорее когда) ее владелец был вынужден покинуть ее под угрозой меча. После того как в 1306 году евреи были изгнаны из Франции, 50 больших и прекрасных каменных зданий в центре Нарбонна перешли к французскому землевладельцу менее чем за 80 ливров за каждый дом (вероятно, это равнялось приблизительно 15 фунтам стерлингов). После изгнания евреев из Испании в 1492 году капеллан при архиепископе Севильи Андрес Бернальдес писал в своей «Истории католических королей», что любой может получить еврейский виноградник за цену отреза ткани.