Так, сначала был страх. Такого на его памяти еще не было. Когда немеют ноги и руки. Холод заливает все внутренности, и почти тут же начинает печь, словно в тебя влили расплавленный свинец. Ужас от того, что услышал, ему удалось скрыть, но как справиться с ним самому? Как подавить его, чтобы он не охватывал тебя всякий раз при мысли об этой девушке, которую он по праву мог называть сестрой?..
Затем на смену страху явилось какое-то странноватое чувство. Будто его усиленно толкают туда, где он неминуемо найдет свою погибель. Край пропасти ощущался так явственно, что у него даже ладони вспотели. Мысли заметались, запрыгали, он попытался найти выход из создавшейся ситуации, и вот тут-то и поймал ее взгляд. Анна смотрела на него с такой преданностью, с такой откровенной озабоченностью, что внутри вдруг разлилось непонятное и не испытанное им прежде тепло. Действуя скорее по наитию, чем по воле разума, Вениамин и ляпнул тогда о женитьбе. Это было как шаг с крыши, как прыжок в ледяную воду, но неожиданно на душу снизошло успокоение и непонятная уверенность, что эта женщина сделает для него все в этой жизни.
– Анька-а... – Он с хрустом потянулся и зевнул. – Иди сюда, не выкобенивайся!
– Почему?! – упрямо повторила она, блеснув слезой в огромных глазах.
– А черт его знает! – честно ответил Вениамин, резко вскидываясь и хватая ее под колени. – Какая-то уверенность вдруг родилась в душе, что ты, и именно ты, на данный момент тот самый человек, кому я могу довериться в этой жизни. Не подведешь?
– Нет! – твердо ответила Анна, припадая лицом к его груди. – Я скорее умру, чем предам тебя!..
Кровать под ней протяжно взвизгнула, и Эльмира открыла глаза. Тонкий луч солнечного света проник сквозь щель в плотно задернутых шторах, высвечивая оттиски следов, оставленных на пыльном полу.
Она поднесла поближе к глазам левое запястье и тихо чертыхнулась. Время близилось к вечеру, а Вениамин, судя по всему, еще не возвращался. Понять причину его отсутствия она не могла. В голову закралось опасение, что он решил ее бросить, оставив одну в чужом городе, но она тут же трусливо отогнала эту мысль прочь. Зачем тогда было вызываться в сопровождающие? Пожалеть ее, что ли, решил?..
Нет, он непременно вернется. Он не может поступить с ней таким образом. Ей и так сейчас несладко, а если еще и он предаст ее, то впору пойти к одному из источников и утопиться.
Она полежала еще с полчаса, затем, постанывая, слезла с кровати. Прошлась на негнущихся ногах по дому. Из всех углов пахло затхлостью и запустением. Колченогий стол у окна, шесть штук таких же убогих табуреток. У стены рядом с входной дверью высокий доисторический буфет. И на всем толстый мохнатый слой пыли. Эльмира распахнула скрипучие створки буфета и жадно пошарила глазами в поисках съестного. Нигде ни крошки. Хочешь не хочешь, а вылазку сделать придется. И, по всей видимости, сделать ее придется пешком, раз милому симпатуле приспичило уехать на ее машине...
Маленький магазинчик на окраине был пуст или почти пуст. Продавец общался лишь с замшелой старушенцией, что-то вполголоса шамкающей о новом росте цен на коммунальные услуги и о том, насколько развратна нынешняя молодежь. Эмма, звякнув дверным колокольчиком, остановилась в нерешительности на пороге. Ассортимент прилавков был достаточно богатым, но что можно сделать с упаковками полуфабрикатов, не имея в доме огня? Так, так, так... Пицца – в сторону, ножки «Буша» – туда же, замороженные рыбные бифштексы тоже не для нее. Оставалась колбаса, фрукты, соки и упаковки с молочными пудингами, йогуртами и творожками. Эмма попросила у продавца пакет и принялась укладывать в него покупки. Все то время, что она потратила на покупки, старушенция не сводила с нее пристального взгляда. Что она могла разглядеть своими подслеповатыми глазами, слезившимися сверх всякой меры, было загадкой. Но когда девушка, отягощенная недельным запасом съестного, двинулась к выходу из магазина, она вдруг подняла кверху крючковатый подагрический палец, потрясла им в воздухе и скрипуче пропела:
– А я тебя знаю!
«О, черт!» – готово было соскочить с языка Эльмиры, но вместо этого она вежливо улыбнулась, кивнула приветливо и продолжила движение.
– Купили все же тот дом, милая? – не унималась старушка и вдруг засеменила за ней следом. – Хороший дом! Правильно сделали, что купили. А что же долго не ехали? Как мама с папой?
– Нормально, – еле слышно выдавила из себя Эмма, не решившись вдаваться в подробности своей жизни.
– А я вижу, сегодня рано поутру машина к дому подъехала, думала, это родители твои... – Бабка резво подпрыгивала рядом с Эммой и, судя по всему, не думала оставлять ее в покое. – Вижу – парень с девушкой. Вошли в дом. Потом парень уехал. Забеспокоилась поначалу. А вдруг, думаю, беды какой наделал с девушкой. Стою, с Тамаркой разговариваю, вижу, а ты заходишь в магазин жива-здорова...
«Все-то ты видишь!» – негодующе подумала девушка, которую раздражало непомерное любопытство собеседницы.
– Отдыхать, значит? Желудком маешься али почками? – не знала угомона старушка, не отставая от Эммы ни на шаг.
Она буркнула ей в ответ нечто нечленораздельное и поспешила проститься, потому как они остановились напротив дома, купленного родителями Эммы пару лет назад. Но женщина вдруг вцепилась ей в рукав куртки цепкими узловатыми пальцами и, сделавшись на редкость загадочной, зашептала, брызгая слюной:
– А парень-то тот, что тебя привез, шофер, что ли, твой?
– Да, – обрадованно подхватила Эмма и в подтверждение кивнула головой. – Ну, всего доброго.
– Вот и хорошо! – с облегчением выдала старушка, не выпуская из рук ее рукав и пропуская мимо ушей слова прощания. – А то, думаю, как же это родители позволили тебе с таким непорядочным беспутником связаться? На кой черт такой порядочной красивой девушке такой альвонс?!
– Альфонс, – машинально поправила ее Эмма, отчего-то сразу напрягшись. Неспроста старушка затеяла разговор о Вениамине, ох неспроста. Городок небольшой, все на виду, новости распространяются со скоростью лесного пожара. Где-то, видимо, ее миловидный спутник уже успел наследить. И она, мгновенно сменив раздражение на учтивость, мило поинтересовалась: – А почему вы его так, бабушка? Он вроде бы на альфонса не похож.
Произнося эту фразу, Эмма была почти уверена, что старушка втиснула в свою речь труднопроизносимое слово, плохо зная истинный его смысл. Каково же было ее удивление, когда бабуля, злобно фыркнув, зачастила со скоростью швейной машинки.
– На альфонса, говоришь, не похож?! Какого же черта с Анькой-танцовщицей связался?! Сразу учуял, стервец, курочку, что золотые яички несет.
– А кто она такая, эта Анна? – Эмма волновалась все сильнее и сильнее, ситуация сильно смахивала на какую-то немыслимую мыльную оперу, сценарий которой слагался буквально на глазах.
– Анька-то? О-о! Это щука! Да еще какая щука! Приехала сюда года три назад. Просто Аленушка из сказки. Квартиру купила, учительницей пошла работать. Только недолго из себя недотрогу строила. Добрая слава-то она, девонька, на полатях лежит, а дурная – по дорожке бежит. Вот и за ней прибежала, да такая, что все ахнули, разинув рот. – Старушка приостановилась, восстанавливая дыхание и вытирая уголки рта кончиком шерстяного платка. – Кто-то из отдыхающих узнал ее и проговорился. Вроде как отчима своего она совратила. Мать ее едва не убила. Какие-то там потом скандалы были с мордобитием. Этого точно не знаю, брехать не буду. Но в результате однажды отчим не вернулся домой, и нашли его на свалке городской с пробитой головой и с отрезанным причинным местом. Следствие Аньку вовсю подозревало. Хотели засудить, да у нее это появилось. Как его там... амиби, что ли.