Но зато я отлично понимал, что Хардкасл по природе своей идеально походил на роль паука. Я потому и велел ему идти вперед, что у меня возникли опасения за свою глотку, и мне казалось необходимым не сводить с него глаз, держась на некотором удалении, пока мы спускались по главной лестнице и двинулись затем по тому коридору, где, как мне казалось, располагалась учебная комната Кристин. Мы дошли почти до его середины, когда мой провожатый вдруг остановился, словно во что-то вслушиваясь. Я замер за его спиной и тоже напряг слух. Поначалу мне почудилось, что я слышу приближающиеся к нам быстрые шаги, но, пристально всмотревшись в конец коридора, я никого не разглядел. Затем, повергнув меня почти в ужас, шаги зазвучали уже позади, хотя по-прежнему никого не было видно. Мне пришла совершенно абсурдная мысль (поскольку едва ли возможно вступить в схватку с привидением), что я зря не захватил с собой кочергу, столь успешно пущенную в ход против крысы. И лишь спустя какое-то время до меня дошло: я принимал за звук шагов хлопки истоптанной ковровой дорожки, которую ветер заставлял волнообразно колыхаться на полу в коридоре. Когда же испуг прошел и здравомыслие вернулось ко мне, я различил то, что с самого начала услышал Хардкасл: голоса где-то в самом дальнем конце коридора.
Они доносились невнятным бормотанием, пока очередную шутку не сыграл один из гулявших по Эркани ветров, подхвативший звук и позволивший нам отчетливо расслышать голос Кристин. Я почувствовал облегчение, поскольку легко мог предположить, что Сибила с ней, и девушки, вероятно, устроились вдвоем, чтобы отпраздновать наступление Рождества. Видимо, Хардкаслу пришла та же мысль; он посмотрел на часы, как это сделал я несколькими минутами раньше. А затем новый порыв ветра донес до нас другой голос – мужской, как мне показалось, старческий, с заметным шотландским акцентом. Спустя секунду дверь, из-за которой слышались голоса, распахнулась, но мы смогли разглядеть лишь смутный силуэт, выскользнувший из комнаты и растаявший во мраке коридора.
Мой не внушавший симпатий спутник еще мгновение колебался, а затем двинулся вперед. Как ты знаешь, у меня до той поры не было ни малейшей возможности изучить эту отдаленную часть замка, и потому наше дальнейшее продвижение таило немало сюрпризов. Башня находится в самой древней части сооружения, где располагаются сохранившийся первоначальный главный бастион и ворота. Когда же мы спустились с этажа, где были спальни, я смог заключить, что и структурно она стоит как бы отдельно от дома, соединяясь с ним лишь единственным переходом на уровне земли, превращая ее в поистине изолированное от всего место. У меня появилась возможность оценить степень ее изоляции. Мы прошли сквозь небольшую, но массивную дверь, а затем всего в трех ярдах обнаружили еще одну дверь – абсолютно идентичную первой. Даже в своем перевозбужденном состоянии я сообразил, что расстояние между дверями в точности соответствует толщине стен бастиона и башни, которая не могла не поражать воображения. Потом мы начали подниматься по лестнице.
Мне вспомнилось, как приходит воспоминание об абсурдном видении, явившемся во сне, что я – всего лишь случайный гость в этом доме, направляющийся, чтобы встретить наступление праздничного дня вместе с дружелюбным и хорошо воспитанным хозяином. Однако же я снова пожалел об оставленной в спальне кочерге. Мы поднимались все выше. Хардкасл шел впереди, со зловещей легкостью преодолевая подъем, словно тюремный страж, заставляющий проворнее двигаться за собой группу заключенных. Неожиданно достаточно широкая лестница, пролеты которой не отличались большой длиной, получила источник освещения – на каждой второй лестничной площадке теперь попадалось узкое оконце. Небо, должно быть, чуть прояснилось, и сквозь стекла проникал бледный отсвет отраженных от снега лунных лучей. Но, как ни странно, именно этот тусклый свет сделал окружившую нас в следующие несколько секунд обстановку особенно гнетущей. Подъем показался мне нескончаемым. Я уже решил, что Гатри проводил свои ночные бдения действительно на самой вершине башни, когда сверху донесся короткий, но ужасающий вскрик. А секундой позже я как раз проходил мимо очередного оконца, когда лунный свет в нем на мгновение пропал и возник снова, словно кто-то быстро задернул и отдернул шторку. Затем через недолгий промежуток времени снизу раздался глухой удар.
Вероятно, мы оба сразу поняли, что именно произошло. Я воспринял звук падения чего-то тяжелого как нечто значительно более страшное, чем предшествовавший этому крик. А Хардкасл, стоявший на три-четыре ступени выше меня, воскликнул:
– Видит бог, я предупреждал его!
И мы услышали шаги.
Происшедшее затем промелькнуло вспышкой молнии. На площадке у нас над головами возникла фигура молодого человека. Свет лампы Хардкасла озарил его на секунду, не более того, но и секунды оказалось достаточно, чтобы я заметил и впитал само живое воплощение страсти: побледневшую кожу смуглого лица, туго обтянувшую челюсть со стиснутыми зубами, и глаза – глаза, горевшие таким же безумным огнем, как у самого Гатри.
– Линдсей! – выкрикнул Хардкасл и кинулся вперед так неуклюже, что мне впервые пришла в голову мысль, уже не пьян ли он. А мгновением позже молодой человек беспрепятственно промчался по ступеням мимо нас и пропал. Вероятно, мне следовало вцепиться в него, но в самый важный момент не хватило уверенности, что ситуация требует моего вмешательства. Хардкасл же сначала колебался, явно не зная, стоит ли бросаться вдогонку, но потом выкрикнул проклятие и все же поспешил наверх. Мне оставалось лишь последовать за ним.
Мы находились всего в двух этажах от вершины, но лестница здесь резко сузилась, и окон уже не встречалось. На каждой лестничной площадке, которую мы миновали, я замечал одну, но непременно крепкую дверь; мы прошли мимо нескольких, прежде чем, задыхаясь, оказались у самой последней, отличавшейся от других разве что еще большей массивностью. Хардкасл тут же распахнул ее настежь. Перед нами предстала комната с низким потолком, обставленная под кабинет и освещенная, как и следовало ожидать, всего лишь несколькими свечами. В центре ее стояла Сибила Гатри.
На некоторое время мы застыли подобно актерам в финальной сцене перед закрытием занавеса. Затем Хардкасл подался вперед, наступая на Сибилу, и с неожиданной яростью произнес:
– Ах, ты, мелкая шлюшка!
Надо ли говорить, насколько оскорбительно прозвучали эти слова? И я не смог удержаться, чтобы не ухватить мерзавца за плечо, а потом, возможно, даже за воротник, приказав ему заткнуться. Причем мои действия возымели гораздо больший эффект, чем даже я мог рассчитывать. Хардкасл сразу же погрузился в мрачную и непреодолимую апатию, и с этого момента я, сам того не желая, взял на себя всю ответственность за ход дальнейших событий в замке Эркани. И теперь, по своей воле или нет, стал здесь главным, пока не прибудет кто-либо более опытный и компетентный.
Я повернулся к Сибиле:
– Где Гатри?
Долю секунды она пребывала в нерешительности, переводя встревоженный взгляд поочередно с одного из нас на другого. А затем тихо и слегка дрогнувшим голосом сказала: