– Он свалился с башни.
И словно это могло хоть что-то для нас прояснить, указала на еще одну дверь в стене кабинета, располагавшуюся почти рядом с той, в которую мы вошли.
Я забрал у Хардкасла лампу и шагнул внутрь. Передо мной предстала тесная и узкая спальня с таким же подобием бойниц вместо окон, какие попадались нам при подъеме по лестнице, и с еще одной высокой дверью, которая покачивалась теперь на петлях, открытая в царившую снаружи темноту. Я стоял прямо напротив нее и, подойдя, выглянул в проем. При этом мне пришлось ухватиться за косяк, потому что ветер, который, как мне показалось прежде, чуть умерил силу, дул здесь с устрашающей мощью. Передо мной открылась небольшая площадка, похожая на балкон и покрытая истоптанным снегом, по всей видимости, пристроенная к башне в более позднюю эпоху. Ограждением служил низкий каменный парапет с зазубринам поверху. Я осторожно приблизился к краю и посмотрел вниз. Но в темноте ничего не удалось разглядеть, как и услышать из-за неумолчного стона и завывания ветра. В моей памяти были еще свежи воспоминания о мучительно долгом подъеме, только что совершенном к вершине башни, и потому я понимал – каким бы толстым ни был слой снега под балконом, человек, упавший с такой высоты, не мог остаться в живых. И первым чувством, посетившим меня (до чего же практичным можно оказаться в кризисный момент), было облегчение, что не придется метаться в бессмысленном ожидании врачей. Моя вторая мысль, последовательно вытекавшая из первой, была о том, насколько мы отрезаны от внешнего мира, чтобы ждать посторонней помощи, если нечто зловещее угрожало нам всем. А третья мысль оказалась скорее возникшим передо мной образом мерзкого Хардкасла, поскольку я не мог даже допустить, что случившаяся трагедия и этот отвратительный человек никак не связаны между собой.
Я вернулся в кабинет, стараясь соображать как можно быстрее. Одно мне стало совершенно ясно без долгих размышлений. Рэналд Гатри, если только не был мертвецки пьян, не сошел окончательно с ума и не имел привычки бродить во сне, не мог упасть с балкона случайно. И я испытал подлинный шок, вспомнив совершенно лишенную эмоций фразу Сибилы: «Он свалился с башни». Эти слова, если рассматривать их в обычном контексте, означали, что произошел самый заурядный несчастный случай. Но передо мной внезапно открылся весь смысл столь трагического и таинственного происшествия, когда я увязал его с атмосферой, в которой мне самому довелось пребывать все последние тридцать часов. Напряжение, страх, черный юмор, крысы с записками, чудовищная гибель человека – в сумме это не могло не подвести меня к неизбежному выводу: обстоятельства крайне подозрительны. Эркани перестал быть сказочными владениями, зачарованными злым волшебником. Ночное происшествие в башне превратило его в зону, где следовало действовать полицейским-сыщикам в штатском и судебно-медицинскому эксперту. Преодолев не более десяти миль по этому устрашающе непроходимому снегу, можно было рассчитывать на помощь констебля. В двадцати милях наверняка имелся участок во главе с сержантом. Но только в Абердине или Эдинбурге располагались полицейские, способные компетентно разобраться со столь сложным делом, как это. Я переводил взгляд с Сибилы на Хардкасла, а потом с Хардкасла на Сибилу, ощущая непривычное бремя ответственности.
Гатри был несомненно мертв. Но тем не менее обычные соображения приличий и гуманности повелевали кому-то из нас как можно скорее добраться до его тела. Однако если мы находились на месте преступления, то я понимал, что ни Сибилу, чье присутствие в башне оставалось необъяснимым, ни тем более зловещего Хардкасла, нельзя оставлять здесь хозяйничать. Сибилу я мог бы отправить к Кристин, вот только с известием о случившемся лучше было явиться к ней самому, лично убедившись в смертельном исходе. И я принял решение, что какое-то время нам троим следует держаться вместе, не выпуская друг друга из поля зрения.
Обдумывая правила поведения в случае насильственной смерти, я осматривался по сторонам. Думаю, мне стоит обрисовать тебе расположение помещений, о которых идет речь, какими я их увидел в тот момент и чуть позже.
Верхний этаж башни смещен по отношению к этажам, лежащим ниже, и потому полностью изолирован даже от них. Его почти по всему периметру окружает тот самый балкон с парапетом, с которого виден дом и ров, окружающий замок. Туда ведут две лестницы: одна – узкая винтовая проходит снаружи и заканчивается у люка в полу балкона, другая, по которой поднимался я, приводит к площадке перед дверью кабинета. В свою очередь, из кабинета одна дверь ведет на балкон, а вторая – в ту самую крошечную спальню, откуда, как ты уже поняла, тоже можно попасть на балкон. Что до окон, то все они представляют собой не более чем аналог узких средневековых оборонительных бойниц.
Я решил, что должен при наличии такой возможности запереть место трагедии. Поэтому снова взял лампу Хардкасла и отправился обследовать спиральную лестницу, а заодно и состояние, в котором находился балкон. Мне снова бросилось в глаза, что снег на нем изрядно истоптан чьими-то ногами, но следы уже почти припорошило, они потеряли первоначальную четкость, и потому даже детективу-любителю стало ясно: изучение их превратится в пустую трату драгоценного времени. Но я не мог не отметить про себя того факта, что, судя по всему, совсем недавно – не далее как полчаса назад – на балконе, этом и без того достаточно опасном месте, произошло некое оживленное движение, если не борьба. Потом я подошел к люку. И состояние снега здесь со всей очевидностью указывало, что его открывали, причем с того момента тоже минуло совсем немного времени. Однако попытка потянуть за крепкое металлическое кольцо ничего не дала – люк был заперт снизу. Впрочем, у меня ушло не больше минуты на поиски необходимого. А именно задвижки, расположенной сверху. Она легко скользила, и по крайней мере доступ через люк извне был теперь надежно перекрыт.
Я двигался настолько быстро, насколько позволяли опасные условия, сделав паузу лишь для того, чтобы бросить взгляд на небо. Луна скрылась за облаками, но там и здесь проглядывала то одинокая звезда, то целое созвездие, и, как цепочка уличных фонарей, неожиданно засветился Орион. Сразу мелькнуло предположение, что с рассветом окончательно прояснится, и на землю падают последние снежинки утихшего бурана.
Вернувшись в кабинет, я застал Сибилу и Хардкасла на тех же местах, где они стояли, когда я покинул комнату.
– А сейчас мы спустимся вниз, – сказал я.
Мы вышли на тесную лестничную площадку, я запер дверь и положил ключ в карман. Кабинет, спальня и балкон были теперь закрыты для всех. Хардкасл пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. Вероятно, он считал, что роль главного в Эркани по праву должна перейти к нему, но только я уже устремился вниз по лестнице. На первом этаже Хардкасл показал второй, менее заметный проход к лестнице, после чего я полностью перекрыл и этот доступ. А потом мы спустились еще ниже в нечто, напоминавшее подвал. Я уже понял, что с вершины башни Гатри должен был неизбежно упасть прямо в ров. И только возле небольшой двери, устроенной, когда ров перестали заполнять водой, и ведущей непосредственно в него, Сибила вымолвила первые слова после той зловещей реплики наверху: «Он свалился с башни».