Наступило молчание, прерванное на этот раз Уэддерберном, закончившим пережевывать большой кусок бисквита.
– И каким же должен стать наш следующий шаг?
– Нам необходимо выслушать мисс Гатри. Как мне кажется, был момент, когда она чуть не помешала осуществлению планов Рэналда.
2
Сибила Гатри начала с того, что повернулась к Уэддерберну.
– Мне даже страшно подумать, какой тупой американкой вы, должно быть, меня посчитали. Когда вы сказали, что Линдсею нечего опасаться, а мне нужно лишь дать правдивые показания, вам не могло не броситься в глаза, насколько я не понимаю смысла ваших слов. Я могла только признаться, как трудно мне доверять вам. Но поймите, ваша теория – версия, что Гатри покончил с собой с целью подставить Линдсея, – мне и в голову не приходила, поскольку в корне противоречила тому, что я действительно знала. Я видела, как человека выбросили через парапет с балкона, и он разбился насмерть. Но в тот же день в процессе следствия, проводимого шерифом, вы сумели доказать свою теорию, и я поняла, что мои затянувшиеся игры и ложь дали вам возможность подтвердить заведомую неправду. Надо сказать, что чувство не из приятных. Система телефонной связи с лестницы, взломанный ящик бюро, который, как я знала, Линдсей вскрыть не мог – эти улики оказались неопровержимыми и решающими. И все пришли к убеждению, что Гатри затаил злой умысел против Линдсея. Но мне же было прекрасно известно, что Рэналд вовсе не покончил жизнь самоубийством. Я видела, как мужчину, которого я приняла за Рэналда, убили. И считала это делом рук Линдсея. Конечно, вы отчасти помогли мне умерить муки совести. Теперь я полагала, что Линдсей, потеряв контроль над собой и убив Гатри, всего лишь совершил то, в чем Гатри сам желал выставить его виновным. Только так у меня получалось свести в единое целое вашу версию и собственную информацию. И хотя, с точки зрения моей морали, Нейл Линдсей не заслуживал смертной казни за расправу с такой отвратительной и подлой личностью, как Рэналд Гатри, который к тому же его спровоцировал, у меня все равно стало пакостно на душе. Я пыталась утешиться размышлениями, что Линдсей убил Гатри в припадке гнева, обнаружив зловещий заговор, и тогда действия самого Гатри можно было бы посчитать самоубийственными. Но не стоило ли в таком случае Линдсею рассказать правду и достойно встретить последствия своего поступка?
Сибила Гатри сделала паузу, чтобы подобрать нужные для продолжения слова.
– Затем на меня подействовала сама атмосфера в зале, где проводилось следствие. Мне представлялось, что в таком месте должна торжествовать правда и только правда. Вот почему, когда все закончилось, у меня не хватило смелости подойти к Линдсею и пожать ему руку. Я была уверена, что мы оба с ним участвовали в сокрытии правды.
Не помню, упоминал ли я уже, что Сибила Гатри обладала исключительной внешней привлекательностью.
– Что ж, хорошо все, что хорошо кончается, – прочувствованно произнес Ноэл Гилби.
Я же был склонен не согласиться со столь легкомысленным суждением, но тоже попытался по возможности смягчить тон своего вопроса.
– Скажите, мисс Гатри, неужели до того, как выводы следствия облегчили вам душу, вы не испытывали никаких сомнений или подозрений в правильности своего поведения?
– Нет, мистер Эплби. В отличие от вас, я не обязана придерживаться строгих канонов правосудия. И тревожило меня только одно.
– Бюро! – воскликнул Гилби, словно его внезапно осенило.
– Да. Был момент, когда взломанный ящик бюро поселил во мне некоторое смятение. Если бы существовала вероятность, что Линдсей причастен к краже золота, то, какой бы провокации он ни подвергся, я бы не стала его выгораживать. Но потом я окончательно уверилась, что он и близко туда не подходил, и, кажется, сказала Ноэлу: происшедшее с бюро представляется мне полнейшей загадкой, дополнением к остальным таинственным событиям. К моральным проблемам, стоявшим передо мной, это уже не имело отношения.
Уэддерберн склонился вперед и похлопал свою клиентку по руке.
– Однако, боюсь, моя дорогая, представ перед настоящим судьей, вам придется объяснить, как вы решили свои моральные проблемы. На процессе по делу Рэналда Гатри.
Но Сибила лишь вздернула подбородок.
– Если я увижу своего родственничка Рэналда на скамье подсудимых, поверьте, мне будет плевать, в каком свете предстану я сама.
Вопреки логике, я подумал: «Зачем защищать такого легко возбудимого молодого человека, как Нейл Линдсей, чтобы покарать окончательно дегенерировавшего Гатри? Не был ли Рэналд Гатри клиническим прообразом того, во что мог бы со временем превратиться и Линдсей, случись ему пережить еще один подобный кризис или просто под непрерывным давлением повседневных обстоятельств? Но я на время отмахнулся от этой задачи, которую современная психиатрия ставила перед представителями закона, и занялся размышлениями о более конкретной проблеме, то есть о личности мисс Гатри. Как выразился коллега Спейт, она была девушкой положительной и симпатичной. Хотя, кто знает, возможно, в новых условиях Спейту пришлось бы слегка скорректировать свой отзыв о ней. И с отголоском отеческого тона Уэддерберна я сказал:
– А теперь хотелось бы в деталях услышать, что вы видели на самом деле.
– Много времени я у вас не отниму. Я видела лишь то, о чем уже упомянула. Сначала беседу и под конец нападки Гатри на Линдсея, когда он начал оскорблять молодого человека самым ужасным образом. Потом Линдсея, вышедшего на лестницу, а Гатри, удалившегося в спальню, но, как сумел доказать мистер Уэддерберн, обе эти двери не находились полностью в поле моего зрения. Только о происшедшем после этого я либо солгала, либо умолчала.
Внезапно вмешался Гилби:
– Я тут нашел кусочек шоколада. – И протянул его мисс Гатри.
Та откусила немного.
– Да… Либо умолчала, либо солгала. Я стояла, всматриваясь в опустевший кабинет, секунд, вероятно, двадцать и размышляла, стоит ли рискнуть – пробежать к двери и спуститься вниз. А потом что-то расслышала. Как вы знаете, снаружи все еще бушевал сильный ветер, но я услышала крик или возглас, причем он должен был быть очень громким, чтобы достичь моих ушей, – я ведь стояла по другую сторону балкона. А донесся он, откуда я пришла, – с той части балкона, куда выходит дверь из маленькой спальни.
Я была сильно взвинчена, и мне в голову лезли самые невероятные предположения. Став свидетельницей недавней словесной атаки Гатри на Линдсея, я, как вы уже знаете, почувствовала приступ агрессивности, и моей первой мыслью было, что двое мужчин каким-то непостижимым образом вновь сошлись на балконе и продолжили перепалку. Этот балкон опасен сам по себе, и я внезапно поняла, что не потерплю больше никаких глупостей. Безумиями замка Эркани я уже сыта по горло. И потому стала пробираться вдоль парапета, чтобы потребовать прекращения вздорной склоки.
Ноэл Гилби окинул меня и Уэддерберна взглядом, откровенно призывавшим к восхищению.