Вскоре из дома появился лакей в стёганой зимней куртке.
– Чего изволите-с, барин?
– Голубчик, а дома ли твой хозяин – барон фон Унгер? – поинтересовался Альберт.
– Помилуйте, сударь! Вот уж как две недели мой благодетель со всем семейством изволили уехать в Германию к сродственникам, тоже вроде баронам.
Альберт опешил, но всё же дал лакею гривенный.
«Так, так… Интересно получается: барон фон Унгер – в Германии, а кто же тогда – в доме Бироевых?»
И тут поручика осенило – САМОЗВАНЕЦ!»
* * *
Альберт, буквально ошарашенный результатом своего расследования, направился в дом Бироевых, дабы, чего греха таить, увидеть очаровательную Софью Николаевну и, безусловно, в надежде встретить там самозванца барона.
Поручик уже предвкушал, как посрамит мерзавца, обманом проникшего в приличный дом.
Соня, как обычно, в короткие зимние дни, либо читала, либо вышивала, либо ухаживала за цветами в оранжерее. Бегонии различных сортов и оттенков бурно произрастали, благодаря её стараниям.
Когда Альберт приехал к Бироевым, Сонечка поливала цветы из маленькой леечки. Поручик последовал за горничной, которая проводила гостя в оранжерею.
Соня была дивно хороша в домашнем платье, её локоны растрепались, ниспадая на лицо. Она постоянно пыталась откинуть их назад, но тщетно.
– Добрый день, Софья Николаевна! – Альберт поклонился.
– Ах, – растерялась девушка, – это вы… Простите, я в таком виде…
– Софья Николаевн, вы прелестны в любом наряде. Даже не беспокойтесь по этому поводу. Как ваши маменька и папенька? Всё ли у них хорошо?
– Да, сударь, благодарю вас. Маменька, как обычно, выговаривает домашней челяди за нерадивость; папенька на службе и будет, вероятнее всего, поздно.
– Тогда не откажите в любезности прогуляться со мной: я в карете, уверяю вас, что она тёплая и уютная. Не отказывайте мне, – Альберт умоляюще посмотрел на девушку.
Та растерялась.
– Я право не знаю… Это так неожиданно…
– Если вы смущены, я сам испрошу разрешения вашей матушки.
Соня поправила непослушный локон.
– Хорошо. А куда мы поедем?
– Куда хотите, сударыня. Можно просто покататься по Москве, можно отправиться в ресторан, я знаю вполне приличный… Ну решайтесь!
– Сначала покататься, а затем в ресторан, – резюмировала Сонечка.
– Прекрасно, благодарю вас.
– А что барон? Он сегодня собирался навестить вас? – как бы невзначай поинтересовался Альберт.
– Он прислал мне цветы с запиской, что сегодня у него срочные дела… Впрочем, я не очень-то и расстроилась.
Альберт с недоверием посмотрел на девушку.
– Вы хотите сказать, что равнодушны к фон Унгеру?
– Ну… я не знаю… Барон, конечно, интересный человек, прекрасный собеседник…
– Да и стихи декламирует, как настоящий актёр, – продолжил поручик.
Соня кивнула.
– Да, всё это так. Но…
Альберт насторожился.
– Говорите, Софья Николаевна.
– Что-то мне в нём не нравится, но что не могу понять. Хотя должна вам признаться: поначалу я увлеклась им. Прошу вас только никому не говорите, особенно Сергею Васильевичу, моему кузену. Вы обещаете?
– Слово чести, – заверил поручик.
– А почему, простите за дерзость, я не должен говорить Сергею? – а, например, не вашим маменьке и папеньке?
Соня смутилась.
– Сергей мне, как брат, мы росли вместе. Он рано осиротел, и мои родители опекали его.
– Родственные чувства прекрасны, сударыня. Но мне всё же кажется, что здесь нечто иное…
Девушка округлила глаза.
– Что вы имеете в виду, Альберт Вениаминович?
– То, что вы питаете к своему кузену нечто большее! – выпалил поручик и осёкся. – Я слишком дерзок! Простите меня! Просто… я думал, что…
– Вы смущаете меня своими речами, сударь! – воскликнула Соня.
– Но, позвольте мне договорить! Ибо велением судьбы я попал в ваш дом! Когда я увидел вас впервые, то понял, что предаю своего друга… ибо… ибо вы сразили меня прямо в сердце…
Альберт волновался и теребил пуговицу сюртука.
Соня и вовсе покраснела от подобных слов: для неё это было первым объяснением в любви. Девушка растерялась, но в душе она чувствовала удовлетворение: она может производить впечатление на мужчину!
– Так что, Софья Николаевна? Вы теперь не поедите со мной? Мне уйти?
– Нет…нет. Поговорите с маменькой, а я покуда приведу себя в порядок. Дело в том, что я ещё никогда не была в ресторане. Боюсь, что маменька…
– Не волнуйтесь, я найду нужные слова. Всё же я – офицер и дворянин! А вы уже – взрослая барышня!
Агриппина Леонидовна выслушала Альберта на редкость спокойно, беря во внимание его известную фамилию, родство с самими фон Визенами, а также знакомство с любимым племянником Серёжей; и дала согласие на выход дочери, заручившись, разумеется, горячими эмоциональными обещаниями кавалера вести себя достойным образом, впрочем, в этом-то она не сомневалась.
Соня не знала, что лучше надеть, советоваться со старшей сестрой ей вовсе не хотелось. Поэтому она выбрала тёмно-вишнёвое бархатное платье с небольшим вырезом. Парикмахер сделал девушке причёску, украсив её цветами в тон наряда: и прелестница была готова совершить свой первый выход в ресторан с мужчиной.
Девушка надела шляпку, меховое мантеле, недавно купленное матушкой в модном магазине, что на Сретенке, и проследовала под руку со своим кавалером в карету.
Они сели, кучер захлопнул дверцу, карета тронулась по направлению к Кривоколенному переулку.
* * *
Соня чувствовала себя уютно и, чего греха таить, Альберт будоражил её воображение. Девушка решила: раз маменька ничего не имеет против Гварди, значит, такова судьба! – вот всё и сходится с гаданием: кавалер и красив, и одноглаз, и не из бедного семейства.
Хотя Сонечка знала: её приданного хватит на безбедную жизнь.
Карета шла плавно, благодаря полозьям. Альберт, не скрывая восторга, любовался своей спутницей, но всё же воздерживался от пламенных речей, помня обещание, данное Агриппине Леонидовне. Но как ему хотелось заключить Сонечку в объятия и… страстно прильнуть к её губам! Он едва сдерживался.
– По пути в ресторан, Софья Николаевна, мы на минуточку заедем в один дом.
Соня округлила глаза.
– Зачем?
– Не волнуйтесь, вам даже не придётся покидать кареты. Просто послушайте того человека, с кем я буду говорить.