Альберт изрядно подкрепился и приложился к бутылке с вином: кровь взыграла не на шутку! Он был готов на месте пристрелить коварного обманщика, но, увы, был в штатском костюме и не при оружии.
Вдова же расточала поручику призывные взгляды. Сонечка, прекрасно видя попытки своей соперницы, по-прежнему нервно обмахивалась веером и пила лишь минеральную воду.
Тут на сцене появились цыганки, облачённые в пёстрые платья. Грянула музыка, те затрясли своими пышными формами, широкими юбками и запели.
Наконец барон не выдержал:
– Простите, но я вынужден откланяться…
Вдова удивлённо вскинула брови. Альберт также округлил глаза.
– Куда же вы, мой друг?! А как же дамы, это неучтиво по отношению к ним! Или вы пренебрегаете нашим обществом?
Барон в ужасе замер: поручик явно искал ссоры, а как следствия оной – дуэль. Мнимый фон Унгер прекрасно знал, что Альберт Гварди – прекрасный стрелок!
Барон не выдержал и предложил:
– Сударыни, позвольте нам оставить вас на пять минут. Мы удалимся в курительную комнату…
Альберту понравилась сия идея. Он поцеловал Сонечке ручку.
– Я вернусь тотчас же. Вы не успеете заскучать, Софья Николаевна…
Девушка понимала, что между мужчинами должен состояться весьма щекотливый разговор.
– Умоляю вас, Альберт Вениаминович, быть рассудительным… – почти шёпотом произнесла она.
Кавалеры удалились.
Вдова начала трещать без умолку, да так, что у Сонечки голова закружилась. Она лишь кивала словоохотливой вдовушке, думая совершенно о другом. Её более волновало объяснение поручика и барона.
* * *
Мнимый барон и поручик расположились на диване в курительной комнате. Халдей предложил им английские сигары, мужчины закурили, с удовольствием пуская и рта струйки дыма.
– Отменный табак, – заметил Альберт, решив потянуть время и тем самым дать барону возможность первому начать неприятный разговор.
Тот же делал вид, что собирается с мыслями. Наконец поручику надоело затянувшееся молчание и он в довольно резком тоне заметил:
– Сударь, а отчего вы скрываетесь? Ваш лакей сказал, что, вы, мол отправились со всем многочисленным семейством в Германию. Не далее как час назад я проезжал мимо вашего особняка в Кривоколенном переулке.
У «барона» нервно задёргался правый глаз, затем он разразился кашлем.
– Ну что ж вы так, мой друг?! – посетовал поручик. – Курить сигары тоже надо умеючи…
Фон Унгер кивнул, помолчав немного, сказал:
– Я так, понимаю, вы уже догадались обо всём…
– Ну, скажем, почти, обо всём. Например, о том, что вы – никакой не барон фон Унгер. А выдаёте себя за такового. Вы даже не представляете, чем может закончиться ваше самозванство!
– Да, могу теперь представить… Заигрался я немного…
Альберт удивился.
– Заигрались? Объяснитесь!
– Да, всё очень просто, Альберт Вениаминович. Я – актёр, Самойлов Григорий Иванович. Ролей ведущий никогда не играл, зато вечно попадаю в разные истории, сродни этой… Словом, я не хотел своим перевоплощением никому причинить зла. Вы мне верите?
– Пока не знаю. Расскажите всё подробно. Теперь понятно, отчего вы так умело декламируете стихи!
– Да…это профессиональное мастерство.
– Вы слышали о балах, которые ежегодно проходят в имении графини Преображенской?
– Конечно. В этом году бал посетили мои друзья. Я, увы, не смог…
– Так вот, графиня вот уже несколько лет нанимает актёров мужчин, дабы те развлекали почтенных отцов семейств различными шутками и анекдотами, пока их дочери и сыновья развлекаются в мазурках, польках и тому подобное. Почтенные матушки всегда найдут о чём поболтать… Впрочем, в наши обязанности входило развлекать почтенных вдов, а таковых на балах у графини – с избытком. Так я, кстати, познакомился с госпожой Всеволожской, у неё дочь навыдане. Мне она очень понравилась, сам не знаю, как я назвался фон Унгером. Может потому, что его особняк – недалеко от моей скромной бедной квартиры? Теперь мне трудно объяснить… Словом, я кружил госпожу Всеволожскую в танцах. В перерыве между ними ко мне подошёл распорядитель бала, он-то знал нас актёров в лицо, и сказал, что некая молодая особа желает поговорить со мной. Теперь я знаю, что этой особой была старшая сестра Софьи Николаевны, Елизавета. Она предложила мне за некое вознаграждение прикинуться одноглазым и разыграть сестру. Только и всего! На этом всё и должно было закончиться, если бы не моё страстное профессиональное желание – вжиться в образ! Короче говоря, я представился господину Бироеву бароном фон Унгером, а его точно на балу не было, и испросил дозволения посещать его дом. Разумеется, имя барона произвело впечатление: так я стал посещать Софью Николаевну и оказывать ей знаки внимания. Елизавета Николаевна же меня избегала по известным причинам…
– Да, сударь, вы переиграли! – резюмировал Альберт. – А на что вы, собственно, рассчитывали?
Самойлов пожал плечами.
– Да ни на что… Просто было приятно побыть бароном, посещать приличный дом, ухаживать за прелестной барышней. Я понимал, что рано или поздно всё должно закончиться.
– Не понятно только одно: почему вы должны были изображать одноглазого? – поинтересовался Альберт.
– Ну, вы-то, собственно тоже – не при двух глазах, – уточнил актёр.
Поручик рассмеялся и сдвинул повязку, показав актёру уже побледневший синяк под глазом.
– Оба на месте, как видите. Ну, так, что вы скажите?
– Точно не помню: кажется Софья верит, что должна выйти замуж за одноглазого… В общем, бред какой-то. На тот момент меня интересовало вознаграждение, и я его получил.
– Так, так… Интересно получается. Стало быть, виновница всего этого маскарада – Елизавета Николаевна! Кто бы мог подумать?! Как же мне сказать об этом Софье Николаевне?
Самойлов пожал плечами.
– Скажите всё как есть…
– Пожалуй. Надеюсь, я более не увижу вас в доме Бироевых? Иначе…
– Не извольте беспокоиться, Альберт Вениаминович! Не увидите, честное слово!
Поручик хмыкнул.
– Ну, посмотрим: чего стоит честное слово актёра.
* * *
Мужчина вернулись в зал, где их дамы наслаждались пением цыган. Впрочем, наслаждалась лишь госпожа Всеволожская, а Софья Николаевна делала вид. Она с нетерпением ждала появления Альберта, и вот, когда он вошёл в зал в сопровождении целого, невредимого и не искалеченного «барона», она мысленно поблагодарила Всевышнего.
Мужчины сели за стол. «Барон» тотчас, сходу, осушил два бокала шампанского и закал ещё. Альберт же пить не стал, он наклонился к нежному ушку Сонечки – та ощутила его горячее дыхание и затрепетала – и прошептал: