При упоминании ее имени я снова всхлипнула.
– А, понятно, – сказал Холмс через мгновение. – Объяснение, почему вы приехали ко мне, а не к ней, написано не на отворотах ваших брюк, а на лице.
– Ирен в ужасной опасности, – наконец удалось произнести мне.
– Я знаю. – Он снова наполнил мой стакан. – Держите платок. Если вы сможете за пару минут промочить горло и высушить глаза, то я готов вернуться с вами в Епископальный клуб.
Халат мышиной масти исчез из круга света, словно кто-то отдернул театральный занавес.
Я сидела, пила воду и хлюпала носом. Когда я взяла себя в руки, детектив вновь появился, одетый в свободное пальто с пелериной и шляпу с мягкими полями, все в темных тонах.
– Расскажете о том, что с вами случилось, в экипаже, – заявил он, поднимая меня за локоть со стула и ведя к двери. – Надвиньте кепку пониже, а шарф, наоборот, подтяните повыше на подбородок. Ваша маскировка хорошо подходит для темноты. Но свет в холле отеля раскроет обман.
Я не в состоянии была обижаться или спорить с ним в тот момент, поэтому просто сунула платок в тот карман, где лежала сигара, нашедшая теперь свое пристанище в пепельнице рядом с керосиновой лампой.
– В котором часу она пропала? – спросил сыщик, пока мы ждали лифта.
– Но как вы…
– Моя профессия – делать выводы, и выводы правильные. Очень некстати, что мистера Стенхоупа не оказалось на месте. Прошу, дорогая моя мисс Хаксли, не начинайте лить слезы при каждом упоминании его имени. Возможно, он ушел по делам Ротшильдов. Нельзя недооценивать деятельность иностранного шпиона.
– Квентин не шпион!
– Шпион, когда живет в Америке. Очевидно, наше общее правительство послало его присмотреть за мисс Блай, чтобы она попридержала язычок относительно одного трагического дельца, которое имело место быть минувшей весной и затрагивает интересы сразу нескольких европейских стран.
– Так вы не думаете, что…
Он молча разглядывал мое лицо – думаю, в основном красный нос и слипшиеся от слез ресницы.
– Возможно, ваши предположения небезосновательны, – признал он. Я поняла, что он говорит о моих опасениях касательно Квентина, который в столь поздний час находится в компании Пинк.
Я могла бы снова зарыдать как дитя. Но не сделала этого. Я не желала выдавать свои смешанные чувства – разочарование, досаду, но в большей степени страх, – и перестала потакать собственным слабостям. Я одета как мужчина, а значит, не буду реветь как девчонка. Мне удалось ни разу не всхлипнуть, когда мы садились в лифт, и смолчать, пока мы падали в этом самом лифте на первый этаж.
– Попридержите язык, пока не сядем в экипаж, – тихо посоветовал мне Холмс, в то время как лифтер отпирал железную клетку.
Мы вышли в залитый огнями холл отеля. Единственный сотрудник отеля праздно шатался между предметами мебели и горшками с цветами. Мне пришлось поднапрячься, чтобы идти в ногу с Холмсом. Когда мы уже добрались до выхода, появился один из постояльцев. Дородный детина в косо сидящем цилиндре и жилете чуть было не столкнулся с нами, когда, пошатываясь, входил в отель после ночи бурных возлияний и бог весть каких еще развлечений.
– Осторожно, джентльмены, – сказал он, отскочив рикошетом от Холмса, чья фигура напоминала стальную пружину.
Детектив не потрудился ответить, и я просеменила в открытую дверь за ним, обрадовавшись темноте на улицах, а потом оказавшись в еще большей темноте внутри экипажа, который с грохотом полетел по Бродвею. Очевидно, кучер получил соответствующие инструкции.
Я вздрогнула, когда хлыст просвистел в четвертый и пятый раз.
– Они редко касаются плоти лошадей, – сказал Холмс, отвлекаясь от зажигания трубки. – Одного звука достаточно, чтобы они побежали быстрее.
– Но хоть один раз хлыст должен их коснуться, иначе бедные создания не реагировали бы на звук.
– Логично, но в данный момент это неважно. Думаю, вы уже пришли в себя и можете поведать мне, что произошло.
– Как? Вы не смогли все вычислить по моему внешнему виду?
– Мисс Хаксли, я не сомневаюсь, что в последний час или около вам пришлось несладко. Я поражен, что вы нашли в себе мужество так быстро и так далеко уехать в этом обличье, но теперь постарайтесь не срывать на мне свое раздражение. Это не поможет Ирен.
Под шарфом, который пах пивом и табаком, щеки у меня вспыхнули – то ли от удовольствия, когда он похвалил меня, то ли от ярости из-за его высокомерия. Тогда я сказала следующее:
– Мы с Ирен были не у Епископального клуба, а у пансиона в нескольких кварталах оттуда.
– У какого пансиона?
– Того, где почти тридцать лет назад умерла Лола Монтес.
– Дом сто девяносто четыре в западной части Семнадцатой улицы?
– Вы там бывали?
– Нет, но я знаю адреса проживания Монтес в Нью-Йорке. – Он постучал по крыше и назвал кучеру адрес пансиона. – И долго вы наблюдали за домом?
– Минут десять, а потом Ирен проникла внутрь…
– Как?
– Прошла вдоль здания и скользнула через задний ход.
– И скрылась из виду? Что она делала?
– Осматривала комнату.
– И что намеревалась найти там?
– Уже ничего. Она собиралась оставить там одну вещь для кое-кого другого.
Холмс увлеченно пыхтел трубкой. Боковой фонарь проезжавшего мимо экипажа отбросил тень на его грубоватое лицо, придав ему мрачное выражение.
– Если она играет с теми людьми, о которых я думаю, то она в серьезнейшей опасности.
Мои руки в толстых кожаных перчатках сжались в кулаки; на мгновение я почувствовала ярость боксера.
– Нам не нужна критика, нам нужна помощь.
Холмс глянул на мои руки.
– Я полагаю, при вас нет маленького пистолета миссис Нортон.
– Нет.
– Она взяла его собой?
– Я не знаю. Возможно…
– Что произошло, пока вы ждали, когда она выйдет?
– Трое мужчин появились на улице.
– Как они выглядели?
– Я не знаю! В темных пальто и шляпах. Они шли не вместе, а вытянувшись в линию. Они тоже обошли здание, куда Ирен вошла минут за десять до того, а потом никто не вышел!
– Сколько вы прождали?
– Я не взяла с собой часы, может быть, еще десять минут.
– Достаточно долго, чтобы мадам Ирен успела оставить то, что собиралась.