«Только не ввязываться! Еще не хватало тебе снова попасть! Только не ввязываться!»
Кровь Виктора забурлила от злости, но он большим усилием воли заставил себя в эту секунду усидеть на месте.
— НегЫе! — коротко проговорил металлический голос в динамиках вагона.
В это мгновение второй араб сильно ткнул ногой согнувшегося мужчину, и тот полетел вдоль прохода.
Удар.
Черная фуражка отлетела под ноги Одинцова.
Девушка, сбитая инерционной массой падающего контролера, ударилась головой об угол сиденья.
Все пассажиры в вагоне вскочили.
Арабы быстро пошли на выход.
Мгновенно в памяти Одинцова всплыла слащавая харя обладателя дорогого костюма и золотых перстней на пальцах. Того самого, что выставил «оппозицию» собственноручно подписанному чеку.
Неожиданно для самого себя Виктор закричал по-русски:
— А вот вам оппозиция!! Вот!! Вот!! Вот!!
Каждый выкрик сопровождался сокрушительным ударом кулака.
Арабы распластались по полу.
Последнее, что увидел Виктор перед тем, как успеть выпрыгнуть из вагона через закрывающиеся автоматические двери, это потрясенное лицо второго контролера, спешившего на помощь.
Виктор быстро шел по улице, поминутно оглядываясь.
«Еще не хватало мне, ну дурак! Ну и дурак!»
Лишь спустя полчаса, успокоившись, решил про себя:
«А поделом этим сукам. Пока очухаются, к следующей станции уже полицию вызовут. Не выдержал я потому, что девушку ударили. Вот найти того бы франта и устроить его роже оппозицию с асфальтом…»
И негромко засмеялся, вспомнив вытаращенные глаза арабов за доли секунды перед встречей с увесистым кулаком высокого блондина.
Четвертую партию Одинцов проиграл.
Это было его первое поражение во Франции в серьезном турнире. Соперник, невысокий худенький англичанин прекрасно провел поединок, «выловив» Виктора на заранее подготовленную дебютную новинку.
Едва Одинцов остановил свои часы, признав поражение, как собравшееся вокруг столика зрители и участники зааплодировали.
Виктор недоуменно оглянулся. Что это? Почему? Первые аплодисменты на турнире…
Он встал из-за стола, надел пиджак и пошел в буфет выпить сока.
— Ну что? — навстречу быстро шел один из бывших советских шахматистов. — Как?
— А! — махнул рукой Одинцов. — Сегодня попал…
— Я так и думал!
— Почему?
— Слышал, как они захлопали…
— Ну и что?
— А ты, старик, не понимаешь, почему?
— Нет — недоуменно ответил Виктор, — сам удивляюсь.
Бывалый турнирный волк внимательно посмотрел Одинцову в глаза:
— Эх… молодо зелено… да они же все желают тебе поражения, и поливают почем зря!
— Серьёзно??
— Конечно. Ты что, думал — Торси тебе так быстро проститься? И дальнейшая твоя история? Так что… сам понимаешь, старик! И, кстати, ты ничего не замечаешь, что происходит вокруг твоего столика?
— Нет, а что? — еще раз удивился Виктор.
— А ты посмотри повнимательнее. Я просто видел, что ты целиком сосредоточен на партии, и не «сечешь поляну» вокруг.
— Да что такое?? Скажи, Анатоль!
— Нет, старик, я тебе и так слишком много сказал, — бывалый игрок оглянулся по сторонам, — ты отыграл и улетел в Москву, а мне еще здесь жить и за клуб пахать. Так что, сам смотри…
На следующую партию жребий выбрал в соперники высокого, тучного француза, рейтинг которого значительно уступал одинцовскому. Почему-то сразу Виктор окрестил противника «Портосом».
Виктор: 1.е4.
«Портос»: 1…е6.
Французская защита.
Дебют развивался по накатанной колее. Толстяк пыхтел, но делал правильные ходы. После каждого своего ответа он шумно вставал из-за столика и куда-то уходил.
Середина игры. Совершенно равное положение.
«Да что это такое? Игрок весьма среднего уровня, а пока совсем не ошибается. Опять пришел, быстро ответил и снова гуляет где-то…
А где?»
Внезапная мысль, пришедшая в голову Одинцова, заставила его вздрогнуть:…«так что сам… смотри…»
«Портос» в очередной раз брякнулся на жалобно заскрипевший стул, отдышался, увидел ход противника.
Чуть подумал, потянулся к нужной фигуре.
Ответ.
«Правильно катает… как правильно!»
Здоровяк встал из-за стола и быстро пошел в буфет.
Виктор, не делая своего хода, поднялся и направился вслед противнику. На входе он увидел, как какой-то молодой парень стремительно метнулся внутрь. Чтобы предупредить своих.
Но было уже поздно…
— Ба! Знакомые какие лица! — Одинцов многозначительно улыбнулся. Французы затравленно оглянулись.
Они сгрудились вокруг столика, за которым уже сидел «Портос», и Виктор слышал, как эта группа свободных игроков активно обсуждала его позицию. Один француз, сделав быстрое движение, убрал что-то во внутренний карман пиджака.
Одинцов мог поставить тысячу долларов против одного, что тот спрятал карманные шахматы, на которых и производился анализ позиции.
«Да, все верно!! Они «ведут» эту рыхлую скотину! И странности в тех первых партиях теперь легко объясняются! Не зря меня предупредил Анатоль… не зря…»
«Портос» побагровел и, неуклюже переваливаясь, потопал к своему столику.
Увидев, что Виктор не сделал ответного хода, мстительно и нагло улыбнулся в глаза русскому:
«Ну что ты можешь сделать? Заявить протест судьям? Смешно! Никто тебя не поддержит! Ты — чужой!»
Одинцов дожал его в цейтноте. Толстяк, лишенный поддержки извне, «поплыл».
Виктор, со стуком влепив мат королю противника, брезгливо взял его бланк, чтобы расписаться напротив единички. Тот, не удосужив русского не только поздравлением с победой, но даже установленной правилами подписью, невидяще поднялся со стула и тут же удалился.
Толпа зрителей и игроков, наблюдавшая за развязкой поединка, молча разошлась.
— А что мы можем сделать? — воскликнул Жорж. — Это индивидуальные соревнования! Другое дело, если бы в командном первенстве такое случилось. Тогда бы я подал официальный протест в федерацию!
Он затянулся сигаретой, медленно выпустил дым и глотнул из бокала красного вина.
— Ну, быть может, надо подать жалобу организаторам турнира? — спросила Иоланта. — Почему они допускают у себя такие безобразия?