Вдруг Симону словно обдуло ветром — это соперник Одинцова примчался в буфет, пронесшись вихрем мимо ее столика. Он внимательно выслушал «консилиум», благодарно кивнул и поскакал обратно.
Вот так да!
Девушка с возмущением поднялась с места. Она хотела, было подойти к французам и упрекнуть их в нечестной игре, как внезапно передумала. «А, быть может, я неверно все поняла? Пойду в зал, посмотрю…»
Едва Симона взглянула на позицию Виктора, как осознала: она не ошиблась. Девушка посмотрела по сторонам в поиске судей.
Те все были заняты, настало самое «жаркое» время тура — концовка, цейтнота.
Виктор быстро сделал три хода и понял, что вот вот победит.
Вместо записи он делал прочерки. Потом восстановит ход игры, после контроля.
— Arbitre! — поднял руку его соперник.
Тучный судья, тот самый, что стоял рядом с турнирной таблицей в Торси, завилял задом, пробираясь к столику Одинцова.
— Три хода! Три раза! — неожиданно для Виктора заявил француз.
«Как?? Он требует зафиксировать троекратное повторение??! Его же не было!! Было только двукратное!»
Призер первенства Парижа быстро объяснил судье суть его заявления. И предъявил свой бланк для подтверждения.
Судья, прищурившись, изучал запись. Потом, пригласив соперников за отдельный стол, стал восстанавливать партию, согласно правилам ФИДЕ — международной шахматной организации.
Виктор ненавидяще посмотрел на соперника. Тот невозмутимо сидел, покачивая носком ботинка.
— Oui! — заявил судья и вынес вердикт. — Remis!
— Какая ничья?? Вы что?? — закричал Одинцов.
Вокруг столика столпился народ. Большинство со злорадными лицами наблюдали за реакцией русского.
Арбитр стал что-то быстро объяснять Виктору.
Симона перевела:
— Он говорит, что так как ты запись партии не вел, делая прочерки, он доверяет бланку соперника. Там четко записаны ходы и три из них — повторяли позицию. По правилам присуждается ничья.
— Да он же просто вписал один лишний ход! — возмутился Виктор. — Смотри, видишь?
И Одинцов ткнул пальцем в добавленную смекалистым французом лишнюю строчку в бланке.
Симона обратилась к судье:
— Простите, но я сама видела, что не было в партии вот того записанного 43-го хода…
Толстяк пожал плечами:
— Мнения зрителей по правилам не учитываются.
Одинцов откинулся на спинку стула и заскрипел зубами.
«Сволочи! Ну, какие же они сволочи! Теперь только ничья! А у меня вдрызг выигранная позиция. Опять почти, как в Торси. Да сколько можно?»
Симона тем временем продолжала:
— Пардон, но я еще наблюдала нечестную игру!
— Что значит нечестную? — засопел судья.
— Вот ему (она кивнула на ухмыляющегося француза), — во время партии подсказывали в буфете. Я видела это собственными глазами!
— Оставьте ваши домыслы, мадмуазель! — обозлился судья. И, обращаясь в Одинцову, желчно выдавил:
— Оформляйте бланки! Ничья!
Семь тысяч франков призовых. Вместо законных пятнадцати.
Виктор нервно поставил роспись и тихо сказал, обращаясь к Симоне:
— Спасибо тебе. Пойдем, прогуляемся? Закрытие будет только через час. Они вышли из огромного зала, физически ощущая на себе взгляды двух сотен людей.
— Виктор, я тебя подвезу к Жоржу? — спросила Симона, когда они остановились на стоянке возле ее машины.
— Ну что ты! — засмеялся он. — Зачем тебе такое расстояние туда и назад ехать?
— Как хочешь… — ничем не выдавая кольнувшей сердце обиды, спокойно проговорила девушка.
— Я предлагаю другое! — улыбнулся Одинцов.
— Что именно?
— Приглашаю тебя в ресторан, отметить окончание турнира и мой приз. Пусть он и не такой, как я ожидал, но все же… Согласна?
— Пчм… — Симона ласково улыбнулась, — и в какое же место ты меня приглашаешь?
— В самый старинный ресторан Парижа — Le Ргосоре. Знаешь?
— Слышала…, а ты там уже был?
— Нет, — чуть смущенно ответил Виктор, — в Москве прочел путеводитель, и мне захотелось посидеть в нем. Это у метро Одеон, тебе лучше оставить машину возле дома.
— И что интересного ты там прочел? — игриво спросила девушка.
— В этот ресторан захаживали много известных людей: Лафонтен, Вольтер, Бальзак, Бомарше, Виктор Пого… А с Наполеоном вообще был курьёзный случай.
— Какой? — заинтересовалась Симона.
— У лейтенанта Бонапарта не хватило денег, чтобы расплатиться, и он оставил там в залог свою знаменитую шляпу. В будущем знаменитую, ко-нечто. Треуголку, помнишь?
— Как интересно! Я согласна… — засмеялась девушка и щелкнула пультом сигнализации, открывая автомобиль.
У своего дома, Симона, чуть замявшись, проговорила:
— Ты подожди меня здесь, я быстро переоденусь.
— Хорошо, — и Виктор проводил взглядом ее стройную фигуру.
— Мадам? Месье? — официант услужливо склонил голову, провел пару к свободному столику.
Одинцов чувствовал себя немного скованно: с ним разговаривали по-французски, а он иногда не улавливал сути. К тому же по-прежнему камнем преткновения был для него установленный порядок поведения за ресторанным столом.
Этикет, в общем.
— Мило здесь, — Симона посмотрела по сторонам, — так называемый стиль рококо. Все под старину, а, впрочем, наверное, многие предметы в самом деле из прошлых веков.
— Что будем есть? — спросил Одинцов, разглядывая карту меню. — Такой выбор блюд!
— Давай, я закажу на свой вкус, все-таки я больше тебя в Париже живу. Не возражаешь? — улыбнулась девушка.
— Нет, естественно — облегченно выдохнул Виктор.
Симона с минуту изучала меню, потом протянула:
— Тааак. Ты, конечно, проголодался после партии, и поэтому шахматисту надо подкрепиться мясом!
И обращаясь к почтительно застывшему официанту, произнесла:
— Месье заячье фрикасе с сидром, мне десерт, и… — она вопросительно взглянула на Одинцова.
— И… бутылочку хорошего вина, для начала… — подхватил кавалер.
Они сидели за столом, отблески горевшей свечи мелькали в глазах, обращенных друг к другу.
Симона то безостановочно говорила, то вдруг замолкала минут на пять, задумчиво слушая собеседника.
Темно-карие вишни зрачков девушки искрились тем пленительным блеском, который появляется в глазах прекрасного пола после пары бокалов хорошего вина.