С рассветом окрестности огласил рев оленей. Стоял сезон гона, время, когда стаи скворцов черными тучами застилают небо и опадают листья. Я остановил уставшую лошадь на небольшом подъеме дороги и огляделся, но никого не увидел. Мне казалось, будто я один на всей земле встречаю рассвет, будто в этой золотисто-желтой тишине нет ничего, кроме рева оленей, и даже этот звук быстро стих. Я посмотрел на восток и юг, но людей Эдуарда тоже видно не было. Пришпорив лошадь, я двинулся на север, к едва заметным в небе столбикам дыма, которые обозначали город Сефтесбери за холмом.
Сефтесбери был одним из бургов Альфреда, укрепленным городом, который защищал монетный двор и любимый монастырь Альфреда. Этельволд никогда бы не решился постучать в закрытые ворота и потребовать, чтобы его впустили, и не рискнул бы ждать, когда ворота откроют, чтобы просто въехать в город. Комендант бурга, кем бы он ни был, наверняка соблюдает крайнюю осторожность, и это означает, что Этельволд скорее всего объехал город. Но какой дорогой? Я поискал следы, но ничего не нашел. Меня так и подмывало прекратить погоню, хотя я знал, что это глупая идея. Мне хотелось найти в бурге таверну, поесть, заплатить шлюхе, чтобы она согрела мне постель. В этот момент дорогу мне перебежал заяц, с востока на запад, что я воспринял как знак богов. И свернул с дороги на запад.
Вскоре туман рассеялся, и я увидел лошадей на вершине мелового холма. Между мной и холмом лежала лесистая долина, и я поспешил к зарослям, так как понял, что на холме меня тоже заметили. Один из тех, что были наверху, указывал на меня. В следующее мгновение они сорвались с места и поскакали на север. Я насчитал девять человек, но все равно не сомневался, что это люди Этельволда.
Въехав под сень леса, я уже не мог видеть тех, за кем гнался, к тому же низко нависшие ветки замедлили мое продвижение, так как я был вынужден пригибаться. На земле плотным ковром рос папоротник, весело журчал ручеек. Полусгнивший ствол упавшего дерева порос мхом и грибами. Кусты ежевики, плющ и падуб настойчиво теснили подлесок по обе стороны от тропы. Сама же тропа была испещрена свежими следами. В лесу царила полнейшая тишина, и в этой тишине я вдруг ощутил страх. По спине пробежали мурашки. Откуда-то появилась четкая, порожденная ничем иным, кроме опыта, уверенность, что опасность близко.
Я спешился и привязал лошадь к дереву. Правильнее было бы, сказал я себе, вскочить в седло, доехать до Сефтесбери и поднять тревогу. Правильнее было бы сменить лошадь на свежую и повести за собой гарнизон города. Однако ради этого мне пришлось бы повернуться спиной к тому, что угрожало мне. Я вынул из ножен «Вздох змея». Прикосновение к знакомой рукояти успокаивало.
Я медленно пошел вперед.
Кто кого увидел первым: я – всадников на холме, или они – меня? Вероятнее всего, они. Я был слишком погружен в свои размышления, когда ехал по дороге, полугрезил, полудумал. И что, если они первыми увидели меня? Тогда они поняли, что я один, и наверняка сразу узнали меня. Я насчитал девять человек – значит, остальные остались в лесу, в засаде. Возвращайся, убеждал я себя, возвращайся и поднимай гарнизон. В тот момент, когда я уже почти решил, что именно так и сделаю, потому что в этом заключается мой долг и потому что это просто разумно, в пятидесяти шагах от меня из зарослей выскочили два всадника и понеслись навстречу. Один держал на изготовку копье, другой – меч. Оба были в шлемах с нащечными пластинами, в кольчугах и со щитами, и оба были полными идиотами.
Невозможно биться верхом в густом, старом лесу: слишком много препятствий. Эти два всадника не могли ехать шеренгой, потому что тропа была узкой, а подлесок по обе стороны от нее – густым. Так что копейщик выдвинулся вперед. Он, как и его товарищ, был правшой, следовательно, его копье оказалось слева от меня. Я решил подпустить их к себе. Почему их всего двое, спросил я себя и тут же отказался от поисков ответов на эту загадку: первый всадник был уже так близко, что я видел его глаза в узкой щели над пластинами. Я просто шагнул вправо, в заросли ежевики, за ствол мощного дуба. Как только копейщик на полном скаку пронесся мимо, я вернулся на тропу, замахнулся и рубанул лошадь другого всадника по морде. Во все стороны полетели зубы, брызнула кровь. Животное закричало и, отпрянув, свернуло с тропы, а всадник упал, но его нога застряла в стремени, и лошадь поволокла его через заросли. Тем временем первый всадник пытался развернуться на узкой тропе.
– Нет! – прозвучал голос из-за деревьев. – Нет!
К кому он обращается? Ко мне? А, не важно. Второму всаднику удалось высвободить ногу из стремени, и сейчас он лежал на спине, пытаясь подняться. Я подошел и наступил на щит, в петли которого все еще была продета его левая рука, – тем самым обездвижив его, – а затем пронзил его мечом. Одним мощным движением.
На лесную подстилку из листьев хлынула кровь. Умирающий стал судорожно хватать ртом воздух, его тело задергалось, правая рука опустилась.
Тем временем копейщик справился со своей лошадью и направил ее на меня. Он ткнул в мою сторону копьем, но я лишь отклонился в сторону, ухватился за ясеневое древко и сильно дернул. Всадник был вынужден выпустить копье, иначе он вывалился бы из седла. Лишившись копья, он решил выхватить меч, но его лошадь вдруг попятилась, и он замешкался. Именно в это мгновение я и вонзил «Вздох змея» ему в правое бедро, под кольчугу. Почувствовав, как лезвие рассекло мышцы и наткнулось на кость, я быстрым и мощным движением надавил на меч и повернул. И опять из глубины леса донесся голос:
– Нет!
Но да. Копейщик успел только наполовину вытащить свой меч из ножен. Из раны по его ноге текла кровь. Я левой рукой ухватил его за правый локоть и сдернул с лошади.
– Идиот, – рявкнул я и убил его точно так же, как убил его товарища, а потом быстро повернулся в ту сторону, откуда раздавался голос.
Тишина.
Где-то далеко затрубил рог, в ответ ему протрубил другой. Звуки доносились с юга, и я понял, что Эдуард на подходе. Начал звонить колокол, вероятно, в Сефтесбери, в конвенте или в церкви. Раненая лошадь жалобно ржала. Копейщик умер, и я вытащил меч из его горла. Мои сапоги потемнели от крови. Я ощущал страшную усталость. Я мечтал о еде, о мягкой кровати и о теплой шлюхе, но был вынужден пойти по тропе туда, откуда на тропу выскочили эти два идиота.
В том месте тропа делала поворот, и густая листва мешала разглядеть, что впереди. Через несколько шагов я увидел поляну и широкий ручей. В лучах восходящего солнца трава казалось необычайно зеленой, а многочисленные маргаритки – необычайно яркими. На поляне стоял Сигебрихт и еще трое мужчин, а также Этельфлед. Все сидели верхом. Наверняка тем двоим кричал кто-то из этих людей, но кто именно и зачем, определить я не смог.
Я вышел из укрытия. Мое лицо было закрыто нащечными пластинами, кольчуга и сапоги забрызганы кровью, та же кровь запеклась и на клинке «Вздоха змея».
– Кто следующий? – спросил я.
Этельфлед рассмеялась. Позади нее пестрый зимородок вспорхнул над ручьем и исчез в лесу.
– Лорд Утред, – сказала она и, пришпорив лошадь, направила ее ко мне.