Ярость – чувство, которое Мэгги так редко себе позволяла, – бушевала внутри ее. Как ей хотелось закричать, что она всю жизнь прожила, не принимая помощи от мужчин; что она помогает другим, а не является обузой для кого-то, – но она подавила протест. Если Пауэрзу нравится считать ее содержанкой, мечтающей поймать богатого покровителя, то пусть так и будет… Это только продвинет ее к цели.
– Так почему бы нам не помочь друг другу?
– Вы даете мне не очень большой выбор.
Маргарет потрогала пряжку на его груди, пальцем поглаживая холодный металл, удерживающий кожаный ремень. Так близко к его накрытому простыней телу. Такому твердому, что кажется каменным. Это было очень странное занятие, но она все продолжала и продолжала, позволяя пальцу блуждать по металлической застежке.
– Это не меня нашли бродящей по улицам Сент-Джайлза, потерявшей разум… пятый раз за неделю.
Рот виконта сжался в тонкую линию.
– Улицы Сент-Джайлза служат отличной цели.
Маргарет рот открыла, пытаясь понять, как столь образованный человек может сказать подобное… Но, с другой стороны, публичные дома Ист-Энда были полны богатых, титулованных и высокообразованных мужчин.
– Распространению сифилиса?
– Боже. У вас что, нет воображения? – выплюнул он в нетерпении от того, что она не в состоянии понять очевидное в его остром взгляде. – Да. Сифилис процветает. Но я говорю о возможности приобрести то, что заставит замолчать голоса, бесконечно кричащие в голове.
Голоса.
Маргарет знала, что те, кто регулярно злоупотребляют опиумом, могут слышать и видеть разное… Но Джеймс говорит, что опиум нужен ему, чтобы избавиться от голосов. Она перевела взгляд на шершавый каменный пол. Потребуется время, чтобы избавить его от этой привычки, – если это вообще возможно. Несмотря на невероятный успех, Мэгги знала, как много людей возвращались на зов опиума, даже долгие месяцы и годы не прикасаясь к нему. Может, ей однажды придется запереть его на чердаке, подальше от общества и доступа к опиатам? Приставить к нему надежных смотрителей и отрезать его от мира, который он знал и которым правил властной рукой, потому что он больше не сможет функционировать без своего зелья?
Хватит ли у нее мужества так поступить? Смотреть, как Стенхоуп распадается, потому что выбрал боль, а не исцеление?
Нет. Маргарет не сможет. Потому что она не позволит этому случиться. Она спасет его от себя самого и, сделав это, спасет многих других.
Он подозрительно наморщился.
– Вы хотите выйти за меня замуж?
Мэгги кивнула. Она не собирается его просить. Внутренний голос говорил ей, что на такого человека просьбы не подействуют.
– Это нам обоим поспособствует.
Его лоб разгладился, и губы вдруг изогнулись в совершенно нелепой самодовольной ухмылке.
– Тогда поцелуйте меня.
Маргарет отодвинулась и отдернула руку от ремня на его груди, словно виконт был дьяволом, а ее рука – святой водой.
– Прошу чертова прощения.
– Ах, ну и ротик у святой. А я только ведь попросил использовать его для чего-то, кроме крика…
– Я не…
– Чего-то, что может расположить меня к вашим нечестивым планам.
– Вовсе не нечестивым…
– Мэгги.
Она захлопнула рот, разозлившись на саму себя. У Пауэрза была репутация соблазнителя. Какой Маргарет была дурой, воображая, будто ей удастся сохранить целомудрие как можно дольше или что она сможет перехитрить его… Но она точно собирается попытаться, пока он не поправится, хотя и знает, что ей придется вступить с ним в близость.
– Вы девственница, Мэгги?
Маргарет резко засопела. Она слышала выражения и похуже, но будь Стенхоуп уличным приставалой, она отвесила бы ему оплеуху.
– Не будьте вульгарным.
– Это самый обычный вопрос, и ответ на него поможет понять, что мне с вами делать. Это ведь так? Ручаюсь, что вы даже не целовались.
Мэгги стало обидно, что все это так заметно.
– Откуда вам знать?
– Вы похожи на Святую Деву Марию. С этой вашей сияющей кожей и ренессансными локонами. Грех явно не осквернил вашу божественную плоть. Хотя я первым готов признать, каким бы гибельным для души это ни было, нет ничего греховного в том, чтобы использовать наши тела.
В одном он ошибался. Поцелуи? Их было множество. Все в переулках и на лестницах, по принуждению мужчин слишком пьяных или слишком тупых, чтобы понять, что она скорее прирежет их своим перочинным ножом, чем позволит прикоснуться к себе.
Маргарет задрала подбородок и произнесла фразу, так часто слышанную в детстве.
– Наше тело – храм, его нельзя разрушать.
Губы виконта скривились в порочной усмешке, и он вдруг громко захохотал.
– Моя дорогая святая Маргарет. Вы столько упустили.
– Сэр, вам нечему меня научить, кроме как потерять себя.
– Есть много приятного в том, чтобы терять себя.
Он был демоном, требовавшим, чтобы она плясала под его соблазнительную мелодию, искушающим идти по опасной дороге… И Мэгги собирается за него замуж? О, судьба может быть очень жестокой.
– И посмотрите, к чему вас это привело, – возразила она.
– Мэгги, дорогая, необязательно терять себя полностью. Только на мгновение или два. Честное слово, это не сведет вас с ума. А теперь поцелуйте меня, и я подумаю над вашим предложением.
Никто никогда не пробуждал в Маргарет таких чувств. Она не реагировала, она действовала. Но с этим безумцем и этим нелепым прозвищем Мэгги в ее груди закипала ярость. Потому что Стенхоуп переворачивал все ее внутренности и бросал ей в лицо всю ее жизнь. Как он смеет судить ее? Как смеет намекать, что ей стоит потерять себя?
Все в этом мире научило Маргарет, как важно выбирать верный путь, жить правильно и никогда не позволять эмоциям одержать над собой верх.
Он вот потерял себя и теперь привязан к кровати в ожидании следующей инъекции. И все же…
Его натура. Сила и упрямство противостояли гнетущему запаху поражения, скрывающемуся в этом месте. Даже в таком полуодурманенном состоянии его глаза были двумя осколками оценивающего вызова. Вызова рискнуть всем, чтобы получить необходимое. И его рот: он был искушающими вратами в ад.
Маргарет не понравится прикосновение его губ. И ремни не позволят ему схватить ее и прижать к себе. Она сможет контролировать поцелуй.
Она изучала мягкие губы.
Так много зависит от этого поцелуя. Его свобода, которой, несмотря на его ужасное поведение, она для него желала. И его отец. Ее собственная способность выполнить свое дело – спасти жизнь брата.
Чего это будет стоить? Прикосновения губ?