– Джеймс.
Она моргнула.
– Прошу прощения?
– Не милорд. – Он сглотнул, поражаясь, что на него нашло. – Джеймс.
– Джеймс, – перебила Кэтрин. – Хорошее ирландское имя. Я думаю, мы позволим вам остаться, милорд.
Джеймс не мог отвести взгляд от своей жены. Ее губы раскрылись, а дыхание замедлилось.
Она знала, что означают его слова. Совсем недавно он взбесился, когда она назвала его по имени. Теперь он сам предложил называть себя так.
Если и было когда-либо мгновение, когда Джеймс хотел остаться с Мэгги наедине, то это сейчас. Он хотел обнять ее и целовать в губы, просто чтобы узнать ее. Узнать вкус ее губ, языка и дыхания, смешивающегося с его дыханием.
На этот раз воспоминания его не остановят, потому что, как бы это ни было странно, он хотел создать новые воспоминания.
– Джеймс, – произнесла Маргарет… И вдруг рассмеялась.
Пауэрз застыл. Как она может недооценивать важность момента.
– Что?
Она указала пальцем.
– Ты капаешь соусом на пол.
Он поглядел вниз, и в самом деле – соус капал с половника на каменный пол. Стенхоуп быстро сунул черпак обратно в котел и выругался. Но потом тоже засмеялся, не мрачным сардоническим смехом, но тем, который все чаще появлялся, когда Маргарет была рядом. Тем, в котором и вправду было то, что, по ее словам, существовало на свете. Радость.
– Пора, – сказала Мэгги, придвинувшись ближе. Она осторожно дотронулась пальцами до руки мужа и сжала ее.
Он смаковал нежное прикосновение даже после того, как она направилась к большой линии буханок темного хлеба, выложенного на конце стола. Виконт смотрел, как шуршат ее юбки, и поражался, как что-то, столь обыкновенное, может так на него действовать.
Он совершал разные поступки, жестокие. А близость с женщинами? Мало чего он не делал. И все же осторожное прикосновение Маргарет заставило все эти воспоминания померкнуть, словно Джеймс превратился в чистый лист, на котором можно написать все, что пожелаешь.
Миска неожиданно дернулась. Джеймс встрепенулся.
Перед ним стояла молодая девушка не старше пятнадцати лет, но, как и у мальчишки на улице, ее взгляд принадлежал кому-то, прожившему слишком долго.
Рыжеватые волосы были аккуратно заплетены, но явно не мыты бог знает как давно. Ее костлявые пальцы ухватили деревянную миску, словно та была спасательным тросом. Скорее всего, так оно и было.
Большие зеленые глаза выжидающе на него уставились.
– Ну чего уставился, а?
Он прокашлялся.
– Прошу прощения?
Джеймс опустил в ее миску полный половник похлебки, и прежде чем он успел произнести что-то еще, она исчезла. Перед ним мгновенно выросла очередная миска.
Изнуренное лицо за изнуренным лицом, сломленные, дерзкие, они представали перед ним в ожидании хлеба насущного.
С каждой наполненной миской Пауэрз должен был чувствовать ужас всей этой трагедии, но здесь не было ничего печального. Сказать по правде, из разных углов доносился смех.
Где же глубокие страдания?
Стенхоуп наливал так быстро, как только мог.
– И что такой шикарный тип здесь делает?
Джеймс обернулся к юному голосу, который, наконец, отважился с ним заговорить.
Девочка лет восьми, едва достающая до края стола, таращилась на него.
– Я шикарный? – спросил он. Горло внезапно сжалось.
Она одарила его взглядом, говорившим, что, может, он и шикарный, но явно тупой.
– Ага, еще какой.
Очередь рассосалась, и за девочкой больше никого не было. Она подняла руки, снова протягивая миску.
– Похлебку, будьте добры.
Джеймс чувствовал себя так, словно двигается сквозь трясину, когда размешивал похлебку, чтобы удостовериться, что девочке достанется несколько кусков мяса и овощей. Ее светлые волосы спадали на задиристое лицо непокорными локонами.
В отличие от девочки, которую он видел вчера в парке, этот ребенок обратил на него внимание.
Бóльшая часть его хотела отойти и направиться к выходу, только чтобы убраться от нее подальше. Вместо этого он заставил себя двигаться медленнее.
– Сколько тебе лет?
Девочка снова посмотрела так, будто говорила, что он еще более тупой, чем она подумала сначала.
– Мне столько же, сколько моему языку, но больше, чем зубам.
Джеймс улыбнулся.
– Кто тебя такому научил?
– Бабуля.
– Она здесь?
Лицо малышки помрачнело.
– Она в Ирландии.
– Ты скучаешь по ней?
– Вы что, слабоумный, мистер? Конечно, скучаю.
– Но ты здесь с кем-то?
– С мамой. Она занимает мне место, чтобы не пришлось есть стоя.
– Могу я познакомиться с твоей мамой?
– Зачем это? Она не такая, как те леди на улице.
Джеймс побледнел. Откуда этому ребенку известно про такие вещи?
Он выругал себя за глупость. Он видел девочек не старше ее, пытавшихся продавать себя в переулках Сент-Джайлза.
– Нет, юная леди. Я просто хочу познакомиться с вашей мамой.
Она смерила его ярким кобальтовым взглядом, словно уличный торговец, осторожно осматривающий новый товар.
– Думаю, это можно.
– Отлично. – Джеймс положил половник и вытер руки полотенцем, чувствуя, что может покинуть свой пост на несколько минут.
– Пройдемте?
Она сморщилась.
– Вы странно разговариваете.
Он наклонился.
– Вы тоже.
– Вовсе нет, – фыркнула девочка.
Схватив миску с супом, она двинулась вперед.
– Хотите, я понесу вашу миску?
Девочка бросила на него подозрительный взгляд.
– Возьмите собственную похлебку.
От мысли о том, что можно украсть еду у ребенка, Джеймсу стало в очередной раз не по себе.
– Как тебя зовут?
– Бриджет, – бросила она через плечо, с трудом балансируя наполненной до краев миской.
Девочка шла очень осторожно, и Пауэрзу пришлось, соответственно, умерить шаги, наблюдая за множеством людей, среди которых он пытался обнаружить ее возможную мать.
Молодая женщина со светлыми, коротко остриженными до подбородка волосами сидела на скамье. Ее ладони упирались в деревянный стол, словно удерживая ее от падения, но она ясно улыбалась.