А те, слишком опечаленные отравлением своих подруг в замке и тяжелыми переломами двух других, не стремились предъявить свои права на лидеров отряда. Сопровождающие Алманзи тоже как-то оказались в стороне и в полную флирта беседу никоим образом не вступали. Так что оба приятеля вовсю заигрывали с новой знакомой, найдя в этом повод для расслабления и демонстрации своих донжуанских способностей.
Василий себе сам удивлялся. Вначале он просто симпатизировал черноглазой девушке с косой каштанового цвета. Затем возникло чувство соперничества с приятелем, желающим влюбить в себя Алманзи, и он постарался тоже понравиться ей. Еще позже вошел в раж, изо всех сил стараясь блеснуть остроумием и эрудицией. И напоследок даже испугался, когда благосклонные взгляды в его сторону стали откровенно поощрительными.
Даже сам себя мысленно обругал: «Чего это я?! Мчался к Зареславе, мчался, а тут враз о ней позабыл? Или похоть в голову ударила? Так вроде не воздерживался в последнее время. Да и вон две партнерши сидят, на все готовые. А что с этой неумехи наивной можно получить? В лучшем случае поцелуй. Она ж совсем еще дитя!..»
Хотя интуиция и богатый жизненный опыт Райкалина подсказывали: женщина года на два, а то и на три старше, чем выглядит. И ей далеко не семнадцать, как показалось ему с первого взгляда. Но такие подсказки только раззадорили. Да и алкоголь сказал свое веское слово: разве может доблестный рыцарь омрачить настроение дамы и не сделать все возможное для веселья, забавы и ублажения?
А тут еще и случай подходящий появился показать один из своих талантов. Василий и прежде замечал здешних музыкантов, но всегда старался находиться от них как можно дальше. Играли они на волынках, дудках и гуслях но… в общем, не ложилось на душу. А тут в корчму забрел одинокий менестрель с гитарой. Хорошей гитарой, шестиструнной, скорее всего испанского производства. Только вот играл он как Род на душу положит. Видимо, его никто толком с инструментом обращаться не научил до сей поры. Он даже его настроить идеально не умел.
– Эй, музыкант! – окликнул его Грин. – Давай инструмент, попробую его настроить как надо.
Молодой менестрель скривился с недоверием, нахмурился, но после короткого раздумья все-таки отдал свое сокровище в руки рыцаря. Минуты полторы тщательной настройки и улучшения крепления разболтанного колка, и гитара зазвучала во всей своей, пусть не идеальной, красе. Ну и чтобы не слишком задумываться над заменой некоторых слов, перерожденец запел под собственный аккомпанемент одну из своих любимых песен: «Ах эти черные глаза меня пленили…»
В прежней жизни голос у Василия был простенький, а в этой – бархатистый баритон, с чувственной хрипотцой, доставшийся вместе с телом Грина Шестопера, с таким можно претендовать на многочисленные победы на конкурсах шансона, исполнителей романсов и бардовской песни.
Его пение изумило всех. Слова песни вообще лишили дара речи. А уж совпадение с цветом глаз Алманзи показалось всем присутствующим особым знаком.
Последний аккорд стих. Красный как рак менестрель замер с открытым ртом. Баронет пялился на товарища круглыми глазищами. Ну а сама графиня приложила ладони к пылающим щекам и все никак не могла выплеснуть из себя бушующие эмоции. Хотя прорвало ее все-таки первой:
– Браво! Чудесно! Замечательно! Я никогда такого не слышала! Что это? Мне кажется, в этой песне больше слов, которые употребляются в Великой Скифии, чем у нас. Правда?
– Ну да, наверное… – согласился Грин, вновь чуть подстраивая гитару. – Понравилось?
– Очень, очень, очень! – захлопала в ладоши Алманзи. – Спой еще! Что угодно! Главное – про любовь!
– Так это уже не «что угодно», – возразил Бронислав. – А нечто конкретное. Но если он еще раз споет про любовь, мне здесь больше делать нечего, все взгляды и комплименты достанутся ему. А так нечестно! Поэтому спой что-нибудь другое. А? Но чтобы оптимизма побольше.
Красотка капризно надула губы, но Василий тем не менее решил исполнить просьбу товарища и вновь ударил по струнам. Песня «Мои ясные дни» понравилась всем. Но теперь уже в выражении одобрения никто не сдерживался. Топали ногами, свистели и улюлюкали. Оваций как таковых не было. Видимо, хлопать в ладоши считалось баловством для аристократов. Ну а владелец инструмента уже сидел на полу, у ног рыцаря и явно пытался запомнить новые аккорды.
Алманзи тоже повизжала чуток от восторга, после чего категорически настояла на исполнении ее заказов. Пришлось петь про любовь. Может, и не стоило провоцировать, но на ум пришла замечательная песня «Ягодка». Василию не удалось точно скопировать исполнение Леонтьева, но графиня все равно улыбалась понимающе, если не сказать, многообещающе. Тогда как Бронислав окончательно сник, поняв, что ему уже от новой знакомой ничего не светит. И стал больше обращать внимания на своих прежних партнерш.
Тогда Райкалин попытался спасти положение песней Игоря Корнелюка «Город, которого нет». Словно намекая при этом: мол, я тут проездом, цель моя вдали, и нечего на меня особо надеяться.
Получилось только хуже. В глазах у молодой Ферро разгорелась жалость вместе с сочувствием и желанием обнять, согреть и приютить неприкаянного путника. Видимо, папаша ей очень много позволял, разбаловал, и теперь она сама решала, как ей жить и что ей делать. Вроде никто из нормальных мачо от выбора такой красотки не откажется, но Василий почувствовал себя виноватым, немного растерялся и не придумал ничего лучше, как спеть еще несколько песен, вполне нейтральной тематики.
Как ни странно, все они прекрасно подходили к нынешнему времени. Почти и не было слов, которые приходилось бы заменять по ходу исполнения. Напоследок с невероятным успехом прошла «Бутылочка вина». Ее дружно потребовали исполнить на бис, после чего раздались крики: «Слава Шестоперу, лучшему менестрелю королевства!»
Потому что никто не усомнился, что все спетое принадлежит гению самого рыцаря. Ну разве что баронет мог бы возразить, но он благоразумно помалкивал. Да и что бы он сказал? Мол, приятель мой из будущего и поет чужие песни? А ведь перерожденец мог и настоящим автором исполненных песен оказаться.
Ну да не в этом суть, все равно посвященный в тайну Грина приятель на такое разоблачение не пошел бы. Ему легче было верить как всем и как всем выказывать свой восторг. Он же громче всех и требовал продолжения концерта.
Но Грин решительно отдал гитару ее хозяину со словами:
– Нет, больше петь не буду. Завтра рано вставать. А уж в Вищине отдохнем и разгуляемся, как душа пожелает.
Совсем неожиданно его поддержала графская дочка:
– В самом деле, полноценный сон превыше всего! Спокойной ночи! – И, многозначительно посмотрев на рыцаря, отправилась на второй этаж.
За ней поднялись баронет и его дамы.
– Сомневаюсь, что сегодня ты вообще заснешь! Повезло… – успел шепнуть приятелю Бронислав.
Как будто он сам, уединившись с двумя девицами, сразу провалится в царство Морфея! Но, поднимаясь наверх, Василий размышлял о другом: «Не лучше ли все-таки притвориться стеснительным лопухом и в самом деле улечься спать? Баронет меня ни о каких опасностях не предупреждал, да и сам был готов завалить эту пташку на перины без всякого зазрения совести. Но она все-таки графиня. Да и папаша ее слишком высокопоставленный, злобного характера перец. Как бы еще с этой стороны неприятностей не нажить. Ведь в любом случае для семейства Ферро будут устроены разбирательства по поводу предателя Жаная…»