– Это правда?
Розалин посмотрела ему в глаза и увидела, что они горят – не от вожделения, а от чего-то другого – чувства, которое Робби не хотел называть, но о существовании которого она знала. Она находила это чувство в каждом движении его тела, в каждой ласке языка, в каждом мучительно нежном прикосновении. Он любил ее.
– Тогда покажи мне.
Она напрягла ногу, лежавшую на его бедре, и сильнее прижалась к нему, возвращаясь в прежнее положение.
– Покажи мне, что это единственное, чего ты хочешь. Что все это только… Как ты назвал это, поим…
Бойд резко прервал ее, крепко прижав к себе:
– Не говори так.
Розалин приподняла бровь:
– Почему? Кого ты хочешь убедить – меня или себя?
Очень медленно она произнесла запретное слово.
Его лицо опасно потемнело, и он сильнее прижался к ней. Ощущение его веса участило ее пульс. Она помнила, как чувствовала рукой его достоинство, и хотела ощутить его… внутри. Не только для того, чтобы настоять на своей правоте. Она хотела близости, интимного соединения его тела со своим.
– Проклятие! Ты не понимаешь, что говоришь.
– Я отлично понимаю, что говорю. Если все, чего ты хочешь, – это мое тело, так возьми его. Я отдаюсь тебе. Безо всяких обязательств. Можешь уходить, когда все закончится.
Его глаза прищурились, словно он ожидал какого-то подвоха, но она видела пламя страстного желания в них.
– Ты не знаешь, черт возьми, о чем говоришь! Твой брат убьет меня.
– Я прекрасно знаю, о чем я говорю. Я испытываю это… вожделение тоже. Мой брат не имеет к этому никакого отношения. К тому же с каких это пор Налетчик стал опасаться ярости англичанина?
Напряжение вспыхнуло между ними, как лесной пожар. Она слышала, как сердце колотится у него в груди. Ее руки нежно скользили по мускулам на его груди и руках. Розалин никогда не устанет дотрагиваться до него. Она не устанет чувствовать, как твердая, неподатливая сила вспыхивает огнем от ее прикосновения. Потому что даже сквозь кожу и рубашку она ощущала это тепло.
– Покажи мне, Робби. – Он стоял как застывший, из чего Розалин заключила, что довела его до предела. – И, возможно, тогда будет не так просто уйти. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты любишь меня. Твои нежные прикосновения не лгут.
Розалин следовало бы знать, что Робби Бойд не тот человек, который отступает перед вызовом. Он будет сражаться до самого конца. Руками. И, Господи, какими руками!
– Нежные? – Бойд невесело рассмеялся. – То, что я испытываю к тебе, далеко не нежность. Это грубо, примитивно и порочно – очень-очень порочно.
Розалин ахнула, когда он задрал подол ее юбки. Через мгновение его рука была между ее ног. Ее бросило в жар, когда один палец властно проник внутрь. Она застонала от неожиданного прилива удовольствия, в то время как его рука почувствовала ее тепло и влагу.
Потом он сделал нечто, что действительно шокировало ее. Нечто на самом деле очень порочное. Он развернул ее спиной к себе, положив на стойку ее руки, вытянутые над головой. Задрав ее юбки, втиснул свои ноги между ее ногами и просунул вперед правую руку, чтобы снова окунуть свои пальцы в ее влажнее лоно.
Горячий румянец покрыл ее щеки. Его бедра начали двигаться в таком ритме, который не оставлял никаких сомнений по поводу того, что возможно, а что нет. Розалин напряглась от прикосновения его руки, от естества, скользившего вдоль ее тела, от неистовых чувств, которые рождались в ней.
Робби наклонил голову, продолжая свои искусные движения, и его хрипловатый голос прошептал ей на ухо:
– А что, если я войду в тебя вот так, сзади, моя прекрасная Розалин? Тебе это понравится?
Неровность ее дыхания и пульсирующая плоть между ее ногами могли служить признаком того, что она решила, что ей это понравится. Очень.
Он застонал, когда ее удовольствие передалось ему в виде тепла и мокрого шелка.
– Это нежно? – спросил он. Она почувствовала, как еще один палец скользнул внутрь, потом еще один. – А как насчет этого?
Отпустив ее руки, которые он держал наверху прижатыми к стойке, своей рукой он начал исследовать ее тело. Удовольствие от того, как его рука обхватила ее грудь, сжимая и пощипывая сосок, а пальцы другой руки то погружались в ее тело, то покидали его, было слишком сильным. Розалин застонала, выгибаясь ему навстречу.
– Да, – прошептала она между стонами.
Удивительно, но это было именно так. Не важно, как грубо или жестко он хотел это сделать, но в его прикосновении была врожденная деликатность, которую он не мог скрыть.
Робби злобно выругался, как будто он и сам это знал. Его движения замедлились, его толчки стали более мягкими, словно он тоже поддался удовольствию интимной ласки.
– Господи, ты так прекрасна на ощупь! – простонал он, ощущая пальцами ее влагу. Такая теплая и влажная. Но я собираюсь сделать тебя еще более горячей и влажной.
Смущение, которое она испытала, растворилось в вихре других эмоций, охвативших ее. Ее прерывистое дыхание ускорилось вместе с движениями его рук. Розалин чувствовала, как ее тело напряглось в ожидании, когда страсть охватила ее. Ее желание и любовь к этому человеку объединились в изумительный водоворот ощущений. Его рука поднимала ее все выше и выше. Розалин бросило в жар.
– Господи, Робби… – беспомощно прошептала она.
Он держал ее на пике наслаждения, пока она уже не была в состоянии выдержать это и получила удовлетворение.
– Вот так, mo ghra. Дай мне почувствовать твое удовольствие.
Спазмы сотрясали ее, пульсируя по всему телу волна за волной. Его рука все еще держала ее, когда последние волны угасли.
Розалин оглянулась через плечо и подняла на него затуманенный взгляд. Его синие глаза были горячими и проницательными, а лицо застыло, как жесткая маска.
– Что означает mo ghra?
Робби так крепко прижимал ее к себе, что она могла почувствовать, как его сердце остановилось. На какое-то мгновение она подумала, что он выглядит больным, но его черты моментально приняли бесстрастное выражение.
– Это означает «моя красавица».
К ее удивлению, он отпустил ее. К еще большему ее удивлению, она не упала на землю в изнеможении.
– А что… Ты не будешь?.. – Ее щеки покраснели.
Его лицо было настолько напряженным, что казалось, будто он испытывает сильную боль.
– То, чего ты хочешь, невозможно, Розалин. Я не лишу тебя девственности. Ты хотела удовольствия, и я доставил его тебе. Не делай из этого чего-то большего.
Розалин уставилась на него, ошеломленная и испытывающая такую боль, которая была невыносима. На мгновение она почувствовала сомнение. Было ли все происходившее между ними просто вожделением для него? Не выдумала ли она того, чего не было? Или он был специально упрямым и намеренно грубым, чтобы оттолкнуть ее от себя?