Она нахмурила брови в недоумении:
– Я никогда не лгала тебе. Это имеет отношение к моему брату? Он отказался от перемирия?
– Нет. Клиффорд согласился на все.
Ее лицо погрустнело. Что с ней случилось? Почему она выглядит такой разочарованной? Розалин отвернулась от него.
– Тогда почему ты злишься? Ты получил все, что хотел. Ты можешь отослать меня и продолжать дальше свою войну.
Именно это он и должен сделать, черт возьми! Робби впервые за долгие годы думал не о войне, а о чем-то другом. Когда он поставил Клиффорду условие, что Розалин останется у них до тех пор, пока Брюс не получит деньги, он думал только об одной вещи.
– Твой брат согласился с готовностью, но твой жених… – сказал Робби, делая шаг ей навстречу. – Твой жених требовал кое-какие заверения и гарантии.
Он с удовлетворением смотрел, как побелело ее лицо. Ощущение вины заморозило эти больше не бесхитростные черты.
– Сэр Генри был там?
Бойд не знал, было ли это злостью или желанием остановить ее дрожь, которое заставило его схватить ее за локти и резко притянуть к себе.
– Да, он был там, – сказал он почти с угрозой. – И не казался очень счастливым, узнав, что его невеста, возможно, проводит время в моей постели.
Ее глаза расширились, но она ничего не сказала. Никакого протеста. Никаких фраз вроде «как мог ты сказать ему такую вещь?». Ничего.
– Почему ты лгала мне, Розалин? Почему не сказала мне, что выходишь замуж? – Что-то прозвучало в его голосе помимо злости. Какое-то чувство, которое он не хотел признавать.
Но что бы это ни было, Розалин услышала это. Ее взгляд смягчился, а голос стал успокаивающим. Такой успокаивающий голос был у его матери, когда он падал, будучи маленьким мальчиком.
– Я не лгала тебе. И не собиралась скрывать это от тебя. – Ее щеки порозовели. – Я просто не думала об этом – о сэре Генри.
Робби не был экспертом в таких делах, но готов был поспорить, что сэр Генри мог составить серьезную конкуренцию Макгрегору – не во владении луком и стрелами, разумеется.
– Сэр Генри может быть вспыльчивой задницей, но он не такой мужчина, которого девушка может забыть.
Розалин наклонила голову, изучая его:
– Да, он довольно красив, но, по правде говоря, он лишь слабая копия другого мужчины.
Вспышка гнева от слова «красив» угасла, когда правда дошла до Робби. Господи! Неудивительно, что рыцарь так беспокоил его. Он действительно напоминал ему… его самого. Более молодого и симпатичного.
Она сделала шаг к нему:
– Разве ты этого не заметил?
Робби ничего не сказал, просто наблюдал за ней, как олень наблюдает за луком охотника. Розалин приближалась к нему, располагая оружием более опасным, чем стрела, – желанием. Он хотел ее каждой клеточкой своего тела, и ее близость – ее нежность – пробуждала в нем все примитивные инстинкты.
– Мне стыдно признаться в этом, – сказала Розалин, положив ладонь ему на грудь и запрокинув голову, чтобы взглянуть на него. Его обожгло и в том месте, где лежала ее ладонь, и в груди – везде. – Но я совсем о нем не думала.
Она преодолела его оборону и забралась ему под кожу. Робби должен был любым способом найти в себе силы, чтобы оттолкнуть ее.
– Черт возьми, Розалин, он же мужчина, за которого ты собираешься выйти замуж!
Маленькая черточка пролегла между ее изящно выгнутыми бровями, а потом она покачала головой:
– Я больше не могу выйти замуж за сэра Генри.
– Я ничего не рассказывал ему, Розалин, – с горечью сказал Бойд. – У твоего рыцаря нет никаких оснований разрывать помолвку. Я доставил тебе удовольствие, но не лишил девственности.
Розалин, похоже, не обратила внимания на его нарочитую грубость.
– Это не потому, что я думаю, будто он разорвет помолвку. Я не выйду замуж за сэра Генри, потому что люблю другого человека.
Робби рассвирепел.
– Кто он? – Он схватил ее за руку, чтобы снова притянуть ее к себе. – Проклятье! Кто он?
Но ему не нужно было спрашивать. Все, что потребовалось – это заглянуть ей в глаза и в них увидеть ответ. «Меня. Она имеет в виду меня».
Страсть охватила его с такой силой, на которую он не считал себя способным. Он хотел верить ей, хотел взять то, что она предлагала, схватить ее на руки и любить, шепча обещания, которые не мог выполнить.
Но это было невозможно, черт возьми! Почему она этого не понимает? Зачем она все усложняет? Она ошибалась по поводу того, что чувствовала, делая обычную для молодых девушек ошибку, путая вожделение с любовью.
Бойд прижал ее спиной к толстой стойке, поддерживающей палатку, с такой силой, что палатка зашаталась. Удерживая Розалин своим телом, он зажал ее ноги между своими, давая ей почувствовать правоту своих слов.
– Это не любовь, Розалин. Это вожделение.
Он пошевелил бедрами и потерся об нее грубо, но чертовски эффективно. Волна желания достигла тяжелого, пульсирующего конца.
Розалин ахнула, но не от испуга – от чего-то другого, что заставило ее и так горячее и пульсирующее тело напрячься и охватить его еще более жарким пламенем.
Боже, она хотела его. Хотела его.
Обхватив его руками за шею, Розалин вытянулась вдоль него, подняла свои губы к его губам, и он впился в них изголодавшимися губами.
Робби застонал и почувствовал, как его тело трепещет от удовольствия, когда она открыла свой рот. Он погрузил туда свой язык без церемоний, без осторожности, гладя ее настойчиво и засасывая ее язык в свой рот, прижимая свое тело к ней, чтобы дать ей почувствовать всю силу его желания.
И она целовала его в ответ. Целовала так, что в голове у него зашумело и кровь быстрее понеслась по телу. Целовала так, что ему хотелось задержать каждое мгновение, каждую сладкую ласку. Не торопиться и показать ей…
Любовь, услышал он ее голос, дразнивший его.
Черт возьми, нет! Он со стоном оторвался от нее. Поднимая ее ногу и кладя себе на бедро, он принял более удобную позу.
– Ты чувствуешь, что я хочу сделать с тобой, Розалин?
Робби снова пошевелил бедрами, стараясь не думать о том, как это приятно. Его отвердевшее естество было направлено прямо в цель. Давление усиливалось внизу его позвоночника. Только несколько слоев ткани отделяли его от того, чтобы сделать ее своей.
«Не моя, проклятие!»
Он посмотрел ей в глаза:
– Я так сильно хочу поиметь тебя, что с трудом соображаю. Но это все, чего я хочу. То, что есть между нами, – вожделение, не путай это ни с чем другим.
Розалин знала, зачем он это делает, но это не уменьшило ее горечь. Его грубые слова, после того как она призналась ему в любви, причинили боль – острую боль. Она почти поверила ему.