– Досадное ограничение.
– Ты права, пойду жалобу им напишу.
– Давай-давай.
Некоторое время они продолжали в том же духе – беззлобно препирались на бегу.
– Значит, это будет происходить чаще, раз уж ты теперь такой…
– Молчи! – рявкнул Доктор. – Хотя вообще-то давай, говори. Какой я теперь?
– Другой. Ну, знаешь, староват немного.
– Нет. Надеюсь, что нет. Да и вообще, мне всего пара тысяч лет. Это ерунда.
– Мы могли бы добыть для тебя кресло-коляску, например. У моей бабушки есть.
– Нет.
– Она в восторге, туда даже пакеты с продуктами помещаются.
– Нет, – ответил Доктор, не оборачиваясь. – К тому же у меня тут где-то была тележка.
Мы повернули за угол. Я запыхался, Клара улыбалась, а Доктор, прихрамывая, упорно двигался вперед.
– Ну не знаю, – сказала Клара. – Когда мы виделись в последний раз, ты был доблестным спасителем миров. А теперь у тебя волшебная ложка и сломанный палец. На Земле ты бы сейчас ошивался у мусорных баков возле какого-нибудь магазина.
Доктор повернулся ко мне.
– Слышали? Вот что мне приходится терпеть. Скажу вам откровенно, порой тюрьма даже казалась курортом.
Пол задрожал и затрясся у нас под ногами. Мы поскользнулись и упали все разом.
– Что происходит? – закричал я и ухватился за подпорку, пытаясь сохранить равновесие.
– Не знаю, – пробормотал Доктор. – Наверное, Оборонная Станция задела одну из опорных стоек, а может, искусственная гравитация отключается.
Пол затрещал и вздыбился. Доктор с трудом поднялся на ноги и быстро захромал прочь.
– Вы куда?
– Пока система приходит в норму, нам нужно найти какую-нибудь маленькую комнату и переждать там. К счастью, это тюрьма, в маленьких комнатах здесь недостатка нет.
Мы последовали за ним.
Троим в одной камере было тесновато.
– Удобно? – поинтересовался Доктор.
– Уютно, – пробормотала Клара.
Доктор рухнул на кровать и вытянулся, заняв все место. Кларе и мне пришлось ютиться у двери. Доктор лежал, положив голову на руки, смотрел в потолок и, похоже, не обращал на нас никакого внимания.
– «Клетки, что я перевидал». Вот как я его назову. Или нет, лучше «Моя жизнь за решеткой». Но я точно найду однажды время написать что-нибудь вроде справочника по всем тюрьмам, в которых меня держали. Буду оценивать их по звездам. Люблю звезды. А вы любите?
– Я люблю, – сказала Клара.
– И еще на категории буду делить. Местонахождение? Обстановка? Легкость побега? – он примолк на секунду. – Чувство безысходности? Крики других узников? Изобретательность пыток?
Он сел, попытался наступить на больной палец и сморщился.
– Вот только в чем смысл? Тюремная камера – это лишь необходимый минимум. Наименьший достаточный для жизни объем пространства. Заточение в неволе и осознание того, что где-то там жизнь продолжается без тебя. Вы согласны, Управитель? – он посмотрел прямо на меня.
– Да, – ответил я. Внезапно в горле пересохло. Мы могли сейчас обсуждать и делать что угодно другое, но почему-то этот разговор казался очень важным. – Вы что, жалуетесь? Я старался, как мог. Был гуманным. В рамках Устава.
Это правда. Если, конечно, не считать некоторых исключений. Людей, которых я любил наказывать. За то, что они совершили.
– Знаете что? Мне это больше не интересно, – Доктор зевнул. – Оправдывайтесь сколько хотите. Надоело. Я здесь не за этим.
– Позвольте вам напомнить, Доктор: вы здесь, потому что совершили ужасные преступления.
– Неужели?
– Ой, хватит, – я хмыкнул. – Разумеется, мы же в тюрьме, виновных тут не держат.
– Это да, – Доктор хлопнул в ладоши. Хлопок вышел громким и резким. – Но что, если я и впрямь невиновен? Что, если меня подставили, сдали и посадили под замок?
– Не надо, – растерянно шепнула Клара.
– А почему нет? – Доктор расплылся в улыбке. – Я ведь прожженный разбойник. Ужасный преступник, судя по всему. Или же я невинен, будто херувим, и вам просто сказали, что я преступник, а вы и поверили.
Я не помню, как очутился в другом углу комнаты. Совершенно не помню, но все же внезапно я оказался там и начал кричать ему прямо в лицо. Все тренировки, все наставления о том, что истинные чувства показывать нельзя, – всё насмарку.
– Мне плевать, Доктор! Совершенно наплевать! Хотите и дальше обманывать себя, чтобы совесть не заела? Да пожалуйста! Но меня – не пытайтесь. Я знаю, что вы совершили. Знаю, почему они отправили вас сюда. И когда-нибудь вы за это поплатитесь, уж поверьте, я вам это обеспечу. Да, не бывает только хороших людей или только плохих. Здесь вы сделали много хорошего – но я знаю, что вы натворили в прошлом. Поэтому вам отсюда никогда не выйти. Я не позволю. Пусть тюрьма разваливается на части – вы все равно не уйдете. Пока все не рассыплется в прах. Вы останетесь здесь, и я останусь с вами!
– Почему? – спросил Доктор. – Что я такого сделал?
– Хватит! – рявкнул я.
Клара вклинилась между нами. Я увидел на ее лице сомнение, и все стало на свои места. Она тоже не верила в его невиновность. Клара, его лучший друг, его защитница. Но даже она сомневалась в нем.
Доктор отвернулся от нас обоих.
– Неважно! – рявкнул он. – Клара, ты принесла бумаги? – он махнул рукой. – Да, да, знаю, это противозаконно. Хватайте ее, она та еще преступница. Но это важно.
Клара вытащила из куртки файл с распечаткой новостной сводки ТрансНета.
– Нечасто вы тут новости узнаете? – мягко спросила она.
– Да, – сказал я. – Сеть плохая. Да и бессмысленно это, если подумать. Что мне склоки и горести людей, которых я никогда больше не увижу?
– Это вам все же стоит прочитать.
Я пролистал документы. При виде заголовков мое сердце дрогнуло. У правительства Родины были неприятности. Население относилось к новому президенту все хуже и хуже. Люди устраивали митинги, мятежи. Хорошо. Я попытался не злорадствовать, но это просто отлично.
– Какая разница? – я вздохнул. – Они найдут себе другого президента. Еще и похуже, – Доктор снова внимательно наблюдал за мной.
– Правда? Кого же?
– Кого-нибудь, кто однажды попытается прыгнуть выше головы, даст слабину и сделает неверный выбор. Совершит что-нибудь непростительное. Обычного человека.
Наступило молчание. Теперь и Клара смотрела на меня.
– Это, в общем-то, совершенно не важно, – сказал я.
И снова неловкое молчание.