Роберт встает. Он мерит шагами гостиничный номер, внезапно ставший для него таким же негостеприимным и безлюдным, как неисследованная сторона лунной поверхности. В этой комнате стоят две кровати, телевизор с потухшим экраном, горят две включенные лампы, сброшенная в кучу одежда на полу и влюбленная женщина… В кого-то другого. Он неловко натыкается на стул. Едва не падает. Затем он обретает равновесие. Он хватается за этот стул, как за спасательный круг. Он несет этот стул к кровати Анук. Он садится на стул. С видом отличника, ожидающего прихода учителя, чтобы объяснить ему… Что объяснить? То, что не поддается никакому объяснению.
Всю ночь он будет держать в своей руке руку Анук, как в госпитале держат руку больного. Время от времени он другой рукой будет гладить ее по лицу со следами уже просохших слез. Его пальцы будут прикасаться даже к губам Анук.
— Хочешь стакан воды?
— Нет.
Он просидит около ее постели всю ночь. И будет слышать до самого утра:
— Ты знал когда-нибудь о том, что такое любовь? Ты такой милый со мной. Я за тебя радуюсь: ты никогда не сможешь страдать из-за любви; ты не создан для нее… Мне нужна свобода.
Он ответит:
— Я сделаю все, что ты захочешь. Ты будешь свободна…
В какой-то момент она с ужасом воскликнет:
— Мой отец будет шантажировать тебя. Он настоящий мастер в этой области…
— Нет, — скажет он. — Ты получишь свою свободу… Кто этот человек?
— Один американец, — произнесет она. — Просто американец.
В комнате почти не слышно городского шума. Ночью Вашингтон — мертвый город. Мимо гостиницы проезжают редкие такси. Тихонько мурлычет кондиционер. Из соседнего номера доносится взрыв смеха. Рассвет принесет им покой и облегчение. В широкие и отнюдь не сверкающие чистотой окна будут заглядывать первые проблески зарождающегося дня.
— Ты все же немного поспи, — скажет Роберт. — Что я могу сделать для тебя?
— Ничего, — ответит она. — Ничего. Отправляйся на свое совещание. Только не забудь повесить на ручку двери с обратной стороны табличку с надписью: «Не беспокоить».
«Это вовсе не тюремная камера. Это номер в вашингтонском отеле. Надо сделать тридцать семь мелких шагов, чтобы пройти от ванной комнаты до стены, где стоит телевизор. Можно повернуться и подойти к огромному окну. Медленно и очень осторожно облокотиться руками на подоконник, устремив взгляд в пустоту. С высоты одиннадцатого этажа машины кажутся внизу крошечными. С этой высоты Вашингтон похож на остров, поросший густым лесом. Можно держать руки на подоконнике. А можно взяться за ручки и попробовать открыть окно. Нет. Не получается. Может быть, из-за кондиционера, обеспечивающего прохладу и свежесть в номере этого крупного вашингтонского отеля.
Это не обитая тканью палата в дурдоме. И вовсе не отец послал меня сюда. Я здесь по своей воле. Мой муж находится сейчас на совещании, которое проходит в этом же отеле. Я смотрю в окно. Оно совсем не прозрачное. Я поворачиваюсь спиной к окну и подхожу к неубранной постели. Я останавливаюсь на секунду у столика, зажатого между кроватью и окном. Остатки завтрака, немного черного кофе на дне чашки. Я просила, чтобы меня не беспокоили. И никто не беспокоит меня».
Анук снимает телефонную трубку.
— Да, — произносит телефонистка.
— Мадам, — говорит Анук, — можете ли вы найти мне номер телефона в Аннаполисе?
— Да, мадам. Какая фамилия?
— Дэйл.
— Какой адрес?
— Стревберри-стрит.
— Не кладите трубку.
Ожидание.
— Мадам, вам назвать номер?
— Да, пожалуйста.
Телефонистка называет номер, и Анук записывает его на бумажке.
— Можете ли вы соединить меня с этим номером?
— Да, мадам.
В Аннаполисе уже раздаются телефонные звонки. Анук видит перед собой маленькую гостиную-столовую, где была позавчера вечером.
— Никто не отвечает, мадам, — говорит телефонистка.
— Наберите номер еще раз. Это большой дом.
А большой ли это дом? Она не знает. Неожиданно она слышит:
— Алло!
Анук произносит на одном дыхании:
— Алло! Это миссис Дейл?
— Да.
Анук очень медленно говорит:
— Извините, что беспокою вас. Я была у вас позавчера. Я та француженка, которую привозил к вам Стив. Он рассказал мне все в тот же вечер. Пожалуйста, мадам, скажите, он дома?
Молчание. Между Вашингтоном и Аннаполисом слышно лишь жужжание от помех на линии.
— Госпожа Дейл, вы слышите меня?
— Да.
— Где Стив?
— Не знаю, — отвечает женщина. — Вчера вечером он не вернулся домой. Его не было всю ночь. И утром он не пришел.
— Мадам Дейл…
У Анук пересохло во рту. Она боится, что не сможет произнести и слова.
— Госпожа Дейл, вы знаете адрес Стива в Нью-Йорке? Вы не можете не знать его…
— Нет, — отвечает женщина, — он никогда не сообщал мне своего адреса. Он не хотел, чтобы я нагрянула к нему. Из боязни, что я за ним слежу.
— Госпожа Дейл, — говорит Анук, — я люблю вашего сына. Я люблю его всей душой. Я хочу уйти от мужа и жить со Стивом. Помогите мне!
— Я ничем не могу вам помочь…
Немного помолчав, она добавляет:
— Никто не сможет помочь нам…
«Нам»? Кому это? Стиву и ей? Или Анук и ей?
— Госпожа Дейл, — настаивает Анук, — мне необходимо увидеться со Стивом.
Женщина на другом конце провода говорит:
— Не надо ломать себе жизнь. Он только что обрел какое-то душевное равновесие. Он уже научился вновь улыбаться. Не надо вмешиваться в его жизнь. Улетайте во Францию вместе со своим мужем…
Анук сжимает трубку. Ее ладонь мокрая от пота.
— Мадам, отчего вы не хотите поверить мне?
И получает короткий и ясный ответ:
— Я не знаю вас. Я видела вас только один раз. Мой сын вовсе не для того, чтобы развлекать скучающую туристку.
Чей-то голос вклинивается в их разговор:
— Вы будете говорить еще или я отключаю линию?
— Не отключайте! — просит Анук.
Однако госпожа Дейл уже повесила трубку.
Дверь открывается, и в номер входит Роберт. Он осторожно закрывает за собой дверь, позванивающую цепочками безопасности. Он подходит к Анук и говорит:
— Надо, чтобы ты хоть немного что-нибудь перекусила.
Неподвижно застыв на месте, с потерянным взглядом, она, кажется, и не слышит его слов.