Почему же Монк так расстроился? Потому что хотел, чтобы виноватым оказался Кеннет? Чепуха! И все же сияющий залив уже не казался ему таким же ярким, как прежде, когда он повернулся, чтобы уходить, и когда брел вниз по нарядному склону между кустами живой изгороди или садился на лошадь перед долгой и трудной обратной дорогой в Инвернесс.
Он пересек залив Кромарти и Черный остров, добрался до переправы и вновь яростно налегал на весла, чувствуя, как болит у него спина и ноют плечи. Лодочник с улыбкой предложил, что будет грести сам, но пассажир испытывал острую потребность выместить на чем-то свой гнев. Внезапно, безо всякой причины, он вспомнил детство, и впервые возвращение памяти причинило ему такую боль. Вместе с болью пришло и другое чувство – ощущение вины. Тогда, много лет назад, он возвращался с кем-то еще после спасательного рейса на лодке и был виноват в том, что струсил. Он настолько испугался бушующих волн, вздымавшихся между спасательной лодкой и гибнущим судном, что, застыв от ужаса, упустил брошенный канат и слишком поздно заметил, как тот соскользнул в воду. Конечно, его бросили опять, но несколько драгоценных секунд было потеряно, а с ними – и возможность спасти человека.
Теперь же сыщик с такой силой налегал на весла, погружая их в сверкающую воду залива, что на лбу у него выступил пот. Перед его мысленным взором стояла зияющая пучина за бортом лодки – той, в которой он плыл столько лет назад. Уильяма терзал такой стыд, словно все это произошло только что, и в глазах у него стояли слезы раскаяния.
Почему он это вспомнил? Почему к нему не возвращается память о многочисленных счастливых минутах, проведенных в кругу семьи? Должны же были у него быть и успехи, и достижения! Что заставило его так живо увидеть именно эту сцену? А может быть, в его прошлом были и другие столь же отвратительные эпизоды, еще не воскресшие в его сознании?
Или просто его гордость не прощает никаких неудач, и он бередит старые раны, потому что они все еще ноют? Неужели он настолько склонен к самоистя-занию?
– Малышка сегодня держится молодцом, – похвалил перевозчик свою лодку. – Нашли вы в порту то, что хотели?
– Да… нашел, – ответил Монк, продолжая энергично грести. – Все вышло, как я и ожидал.
– Судя по вашему виду, радости вам это не доставило.
– Верно.
Кивнув, лодочник умолк.
Как только они достигли берега, детектив, задыхаясь, вылез из лодки, расплатился с ее хозяином и расстался с ним. Все его тело отвратительно ныло. Он проклинал собственную гордость – нужно было согласиться, чтобы греб перевозчик!
В Эдинбург Уильям вернулся уставшим и не испытывающим ни малейшего удовлетворения от своего открытия. Он предпочел отправиться пешком, несмотря на сырой ветер, дувший в лицо, и на мокрый снег, то и дело начинавший сыпать с серого неба. Он прошел по Веверлейскому мосту, спустился по Маркет-стрит и, миновав Бэнк-стрит и мост Георга IV, очутился на Грассмаркет. Детектив пришел к жилищу Эстер, ни разу не задумавшись, почему отправился туда, а не на Эйнслай-плейс. Может быть, он считал, что она заслуживает узнать правду раньше Фэррелайнов или, по крайней мере, присутствовать при том, как они ее услышат? О жестокости своего решения он не помышлял. Хотя Байярд ей нравился – во всяком случае, у Монка сложилось такое впечатление.
Только подойдя к дверям жилища мисс Лэттерли, он осознал, что просто хочет поделиться горечью разочарования, причем не с кем угодно – хотя больше делить его было не с кем, – а именно с ней. Поняв это, Уильям замешкался.
Однако Эстер уже услышала его шаги в коридоре и распахнула дверь в нетерпении и некотором страхе. Прежде чем ее гость успел заговорить, она прочла ответ в его огорченном взгляде.
– Это Байярд… – полувопросительно проговорила сиделка, пропуская его в комнату.
Не допуская и мысли, что может ошибаться, Монк подтвердил:
– Да. Он сидел в тюрьме. Аркрайт, человек с фермы, знает об этом. Честно говоря, думаю, этот ублюдок и сам был там же. – Он присел на кровать, уступив единственный стул девушке. – По-видимому, Макайвор позволил ему пользоваться фермой, чтобы заставить молчать, а когда Мэри это обнаружила, по той же причине убил ее. Не видать бы ему ни Фэррелайнов, ни Эдинбурга, знай они, что он – бывший каторжник!
Несколько секунд Эстер серьезно, почти без выражения глядела на сыщика. Он предпочел бы увидеть какую-то ее реакцию, что-то похожее на его собственное огорчение. Нужно было что-то сказать, но Уильям не находил слов. Сразу начинать с ссоры с Лэттерли ему не хотелось. А хотел он, чтобы вся эта история наконец завершилась, чтобы закончились неприятные сюрп-ризы.
– Бедный Байярд, – проговорила Эстер, слегка вздрогнув.
Детектив хотел было посмеяться над ее чувствительностью, но вдруг сообразил, что она сама совсем недавно вкусила горечь тюремной жизни. Насмешка замерла у него на губах.
– Айлиш будет потрясена, – продолжала медсестра ровным голосом, похоже, по-прежнему не испытывая подлинного ужаса.
– Да! – с нажимом подтвердил Монк. – Да, ее это потрясет.
Его собеседница нахмурилась:
– А вы действительно убеждены, что это Байярд? То, что он сидел в тюрьме, не обязательно означает, что он и убил Мэри. Не думаете ли вы, что, если этот Аркрайт его шантажировал, он мог все рассказать Мэри, и она, чтобы помочь ему, разрешила воспользоваться фермой?
– Ну, знаете, Эстер… – устало отозвался сыщик. – Вы уже хватаетесь за соломинки. С чего бы она стала это делать? Он их всех морочил, лгал им о своем прошлом. И его теща после этого, по сути, платила тому, кто его шантажировал? Она, возможно, и была хорошей женщиной, но не нужно делать из нее святую!
– Да нет же! – возразила девушка. – Просто я знала Мэри, а вы – нет.
– Вы провели с ней один день в поезде!
– Я ее знала! Ей нравился Байярд. Она сама мне это говорила.
– Ей было неизвестно, что он – бывший каторжник.
– Но мы же не знаем, что он сделал! – Мисс Лэттерли подалась вперед, требуя его внимания. – Может быть, он все ей рассказал, а она все-таки продолжала любить его. Помните тот случай, когда он ходил очень расстроенный, из-за чего-то переживал? Возможно, это было как раз в то время, когда объявился Аркрайт. А потом Байярд рассказал об этом Мэри, и она ему помогла, и все устроилось. Это вполне вероятно.
– Тогда кто же убил Мэри?
Эстер помрачнела:
– Не знаю. Кеннет?
– А возня Байярда с химикатами? – напомнил ей Монк.
На лице медсестры отразилось откровенное пре-зрение:
– Не будьте наивным. Кроме Квинлена, никто этого не видел, а он умирает от ревности. Ему ничего не стоило оклеветать Байярда!
– И отправить его на виселицу за преступление, которого тот не совершал?
– Конечно! А почему бы и нет?
Взглянув на Эстер, Уильям увидел в ее глазах убежденность. Интересно, испытывает ли она когда-нибудь сомнения, подобно ему? Впрочем, ей-то известно ее прошлое, она знает не только свои нынешние мысли и чувства, но и то, что думала и делала всегда! В ее жизни нет неведомых периодов, и ее сознание не стучится в запертые наглухо двери…