Что это за «высшие силы» такие, и почему они так напрямую вмешивались в земные дела, Гяур понять так и не смог. Как не способен был и поверить в реальность всего того, что стояло за связью между ними и слепой провидицей. Вот только мир существовал вне его понимания, и даже вопреки ему.
– Так или иначе, а наведываться сюда стоило уже хотя бы ради того, чтобы услышать пророчество, которое мы только что услышали. Да, забыл представить: вместе со мною – французский офицер, лейтенант королевских мушкетеров граф д’Артаньян.
– Тот самый француз, – согласно кивнула Ольгица. – Вот видите, хвала высшим силам, все сбылось, решительно все. Пусть этот иностранец подойдет ко мне.
– Она просит вас приблизиться, господин д’Артаньян, – перевел с польского Гяур. Хотя граф понял ее и без перевода.
Он подошел, снял шляпу, вежливо поклонился и какое-то время так, со шляпой в руке, молча стоял напротив Ольгицы.
– Так вы… лейтенант?
– Кардинал Мазарини до сих пор не способен понять, как случилось, что я удостоен столь высокого мушкетерского чина, госпожа Ольгица.
– Кардинал Мазарини? Кажется, теперь он уже пребывает в ипостаси первого министра Франции?
– Нашей стране значительно больше повезло бы, если бы он так и остался… кардиналом.
– Значит, вы все еще – лейтенант… – задумчиво проговорила Ольгица. И Гяур уловил, что, как ни странно, сейчас ее интересует именно чин мушкетера. В ее «поднебесном сознании» что-то оказалось связанным именно с ним. Но что? Упоминание о кардинале Мазарини только сбило ее с главной мысли.
– Видит Бог, что первый министр так и не исправил эту свою оплошность.
– А вот погибнуть… погибнуть придется уже маршалом, [17] – вздохнула она. – То есть генералом, – поспешно уточнила пророчица, но тотчас же снова усомнилась: – Да нет, вроде бы маршалом… Что-то я не могу разобраться в ваших французских чинах.
– Меня больше интригуют дата и причина гибели, – мужественно улыбнулся д’Артаньян. – Известны ли они вам, графиня?
– Словом, то ли генералом, то ли маршалом, – продолжала Ольгица, словно бы не расслышала его вопроса. – Но погибнуть в бою, а вовсе не на дуэли, как многие предрекают вам. И случится это, утешу, не скоро. Очень не скоро.
– Она что, в самом деле великая пророчица? – спросил д’Артаньян, когда Гяур все же вкратце пересказал ему все, сказанное Ольгицей.
– Судя по всему, действительно великая.
– В отличие от вас, я не очень-то доверяю всяким предсказаниям и предсказателям. Тем не менее уведомьте графиню, что смятение ее оказалось напрасным: генерал-майоров у нас обычно называют «полевыми маршалами». Это внесет ясность в сотворившуюся в ее сознании неразбериху с чинами. Но смею заверить, что к этой карьере я не буду иметь никакого отношения.
– Вот-вот, лейтенант, спасибо, – неожиданно перешла Ольгица на французский. – Я-то не знала, что некоторых генералов у вас называют этими самыми… «полевыми маршалами». Мне что-то такое слышалось, вроде как «маршал в поле». Поэтому не могла сообразить.
– «Слышалось»? – переспросил д’Артаньян, оказавшись совершенно неподготовленным к встрече с этой женщиной. – Но каким образом? Кто сообщает вам все эти подробности нынешнего и будущего бытия?
– Нам пора, Власта, – вдруг заторопилась Ольгица, словно бы и не расслышала вопроса лейтенанта. Необходимость объяснять что-либо из своих пророчеств всегда раздражала графиню Ольбрыхскую, хотя она и пыталась скрывать это.
– Действительно, пора, – спохватился Гяур. – Спасибо, что не отказываете в приюте. Вам тоже не следует оставаться во дворе: слишком холодно и сыро. Вот-вот снова начнется ливень.
– Ливня больше не будет, – едва слышно заметила Ольгица. – Но как раз в такую непогоду, после грозы, при сильном паводке и ураганном ветре, все это и произошло со мной. Тогда, много лет назад. Все повторяется, все возвращается на круги своя.
– Не стоит об этом, – нежно остановила ее Власта. – Только не об этом. Особенно сейчас, в присутствии стольких гостей.
– Наверное, ты права. Как обычно, права.
Появилось двое слуг в черном, и лишь теперь, скользнув взглядом по фигурам Ольгицы и Власты, князь вновь обратил внимание, что обе они почему-то облачены в траурно-черные одеяния.
Слуги подняли кресло Ольгицы и понесли его в дом. Только тогда поднялась и Власта.
– Знаю, князь, вы делали все возможное, чтобы не попасть сюда, – негромко, явно не желая быть услышанной графиней Ольгицей, молвила Власта. – Но уж простите нас. Лично мне ваше стремление понятно.
– Ничего такого я не предпринимал. Просто был поглощен своими делами. Мне нужно как можно скорее оказаться в районе Львова, где расквартированы наши войска. К тому же я совершенно забыл, как называется ваше село, и понятия не имел, где оно расположено. Хотя графиня де Ляфер, помнится, говорила о своем имении Ратоборово и даже пыталась ознакомить с его историей.
– …Все возможное, чтобы не попасть сюда. Вместо того чтобы стремиться бывать здесь как можно чаще, – грустно завершила свою мысль Власта, не внемля его оправданиям.
– Вы несправедливы ко мне, графиня.
– А вы ко мне? И вообще, зовите меня не графиней, а, как и прежде, нищенкой. Или «змеиным отродьем». Так вам будет проще.
– Общеизвестно, что мы меняемся вместе со своим положением в обществе, так что у вас нет оснований винить меня. Точнее, винить только меня.
– Прошу, господа, – потеряла интерес к нему Власта. – Прошу всех в дом. Вам выделят комнаты, накормят и напоят. Одежду тоже просушат.
– Вряд ли вы почувствуете себя, как в Версале, но в любом случае, у нас вам будет хорошо, – заверил гостей ее эконом.
– А с тем, что пришлось попасть сюда – смиритесь, как смиряются со всяким странным случаем. Ведь смиряются же, не так ли, князь? – и по лицу Власты, по губам, по едва очерчивающимся морщинкам у глаз пробежала блуждающая ироническая улыбка.
18
Где-то там, в верховье, очевидно, еще продолжался ливень, потому что река бурлила, вскипала и постепенно выходила из берегов, заливая окрестные луга, затапливая гранитные скалы порогов, подступая к низинной, пойменной части молодого, лишь в прошлом году посаженного сада.
Однако угроза половодья никого в усадьбе, похоже, не встревожила. Люди сновали между четырьмя жилыми постройками и двумя амбарами, составлявшими основу этой дворянской усадьбы; из трубы кухни и дома, в котором их разместили, струился густой дым; изредка сюда, к каменному распадку на берегу реки, где стояли Гяур и д’Артаньян, доносились голоса слуг, звон пилы и стук топоров.