Руки он разжал и отступил. Нож поднял.
– Я тебе другой дам, – пообещал Райдо, пряча этот в рукаве. – Нормальный. Только Ната не прирежь, ладно?
– Не прирежу.
– Вот и умница. Пойдем обедать, а то я устал сидеть там один…
Он протянул руку. Широкая ладонь. Шрамы. Пальцы короткие с ребристыми темными ногтями. Запястье толстенное, но в то же время беленькое, беззащитное какое-то.
– Пойдем, – согласилась Ийлэ, отводя взгляд от этой руки. – У… мамы были драгоценности… много… алмазы… и сапфиры еще… некоторые вещи старинные и, наверное, очень ценные… я не знаю, их никогда не оценивали… они семье принадлежали…
Браслет с крупными полированными гранатами. Тиара тяжелого красного золота. Изумруды в ней больше напоминают мутные стекляшки. Тиара прапрабабкина, сохранилась со времен исхода. Диадема с алмазами, ее мама с насмешкой именует короной и надевает неохотно. А Ийлэ диадема нравится… нет, Ийлэ знает, что когда-нибудь все эти драгоценности достанутся ей, но когда это будет?
Ей позволяют играть.
Комната. И зеркало. И мамины шкатулки, полные сокровищ. Вытащить и примерить, сочинив очередную волшебную сказку о том, как однажды…
– Их не нашли. Меня спрашивали…
…мягкий голос. Вопрос и еще вопрос. И надо отвечать, пусть губы и разбиты в кровь. Пощечина. Вопрос. Пощечина… вода по волосам течет, Ийлэ пытается слизывать капли с губ, ее мучит жажда, но ей не позволяют. Снова вопрос… опять. Напиться позволят, когда она расскажет обо всем, что они хотят знать. Но Ийлэ не понимает…
– Тише, девочка моя, тише. – Она вдруг очнулась в чужих руках и, кажется, закричала, забилась, пытаясь вырваться; а когда Райдо отпустил, сползла по стене, поскуливая, зажимая рот ладонями. – Все закончилось… все уже закончилось… они умерли, я знаю…
Он ничего не знает.
И если узнает, сам убьет Ийлэ. Он будет милосерден и подарит ей быструю смерть. Не так давно это – все, чего Ийлэ хотела.
– Прости. – Пес сел рядом, большой и теплый, и близко чересчур, но Ийлэ не отползла, позволила себе прислониться к нему, ненадолго, на мгновение, которое, правда, растянулось, но с мгновениями такое случается. – Я не хотел… я не должен был спрашивать, да?
Она сумела кивнуть.
– И не буду… больше не буду… только не убегай, ладно? Бран был дерьмом. Я не такой… мы не такие, как он… дерьмо ведь везде встречается, но не нужно думать, что мир из него слеплен…
– Из него… – Ийлэ сказала, чтобы убедиться – она не потеряла саму эту способность: разговаривать.
– Пойдем есть, – сказал Райдо, поднимаясь. – А потом ты мне почитаешь. Почитаешь, да? Мне младшенький писем прислал, а читать некому. Нат, конечно, умеет, но Нат – не то: ни эмоций, ни выразительности. Одно сплошное оскорбленное достоинство.
Писем и вправду было много, пусть и не все из них – для альвы.
Из очередной стопки писем выпал серый конверт со знакомым чернильным пятном в верхнем левом углу. Райдо усмехнулся: приятно было осознавать, что старый товарищ не изменился.
Кеннет всегда был параноиком.
Но зато почерк у него, в отличие от младшенького, был читаем.
Райдо, привет, старый засранец!
Хотя вроде ты еще и не такой старый, так что привет, нестарый засранец! Рад был получить письмецо и узнать, что ты еще скрипишь. Слыхал, будто бы напророчили тебе скорый конец, но небось вновь преувеличивают.
Что до жизни моей, которая, уверен, ни хрена тебя не интересует, но ты ж у нас скотина воспитанная, без поклонов не умеешь, то скажу так: у меня все в полном ажуре. Ушел я в отставку, да не просто так, а с листом наградным, к которому медалька положена. Так что ныне я не хрен с горы, а, как изволил выразиться мой папашка, достойный член общества. Он давече целую речугу толкнул. И невестушку мне подыскал, из вдовых и рода малого, но с приданым. Хорошая баба. И сын у нее толковый, правда, поначалу на меня все скалился, а теперь ничего, привыкли друг к другу. Славный пацан.
Живем мы в пригороде, своим домом и мирно, чего и тебе от души желаем.
Но по вопросам твоим стало мне ясно, что у тебя по-прежнему шило в жопе крутится. А потому прошу: поосторожней там. Лезешь ты в дело, которое не просто дерьмом воняет, но целою выгребною ямой, куда тазик дрожжей кинули. Видал такие шутки? Если нет, то скажу я так: от дрожжей дерьмо из ямы на раз прет. И не успеешь отойти, как с головою накроет.
Райдо хмыкнул: старый друг не изменился.
И хорошо бы навестить его, посмотреть и на дом, и на жену друга, и на пасынка. И быть может, сидя в саду под вишнями – Кеннет этими вишнями всех достал, рассказывая, как в своем доме беседку поставит и будет чаи гонять на старости лет, – опрокинуть по стаканчику вишневой наливки.
Или, на худой конец, бренди.
Если доживет…
А ведь не зовет Кеннет в гости. Знает? Наверняка. Он всегда умудрялся знать то, что ни по должности, ни по совести ему знать было не положено.
Райдо развернул страницу, написанную мелким птичьим почерком. Случись человеку стороннему взять ее в руки, он долго бы пытался разобрать хитросплетения Кеннетовых каракуль, в которых угадывалась то одна, то другая буква, но лишь угадывалась.
Буквы перемежались с цифрами. А то и вовсе сливались в узорчатую вязь вроде альвийской, а та вдруг перемежалась с резкими штрихами клинописи.
Шифр Кеннет выдумал сам. И был он несложным, если знать некоторые хитрости. Райдо знал.
Зеркало.
Пара книг и лист бумаги. Счеты. Кеннет обходился и без них, но голова Райдо ныне работала туго. Хорошо хоть вовсе работала.
Наверное, можно было бы кликнуть Ната, но…
…если и вправду дерьмо, как предупреждал Кеннет, мальчишку лучше не впутывать.
Сразу скажу, что Брана из Медных я лично не знал, но слышал от людишек верных, будто бы этот Бран не просто дерьмом был, а дерьмищем первостатейным, какового и в собственном роду не больно-то жаловали. Род, конечно, дело такое… ты моего папашу знаешь, он меня всю жизнь ошибкой молодости называл, да и я к нему особой любовию не пылаю. Вот за Лидию мою, то спасибо, что сосватал… но я ж не о том. С Браном иное. Медных осталось не так и много; они друг за друга держатся; вот и его не единожды выручали. Еще со школы за ним тянулось, да то дела давние. Из королевской гвардии его выставили, темная историйка – вроде как он девку не то снасильничал, не то едва не снасильничал, не то просто побил. Теперь-то концов не найти. Скандал Медные замяли, да только и их не хватило, чтоб Брану местечко удержать. Поперли его, хотели и вовсе военную дорожку перекрыть, но тут самая заваруха началась. А сам знаешь, дорогой друг, что в армии всем местечко найдется. Только попал Бран не как мы с тобой, на передовую, а в Особый отдел, к папенькиному приятелю под теплое крылышко. И сидел под этим крылышком, пока бои шли.