— С каждой минутой становится как-то напряженнее, — натужно пошутил Караванов, справляясь с тошнотой. — Мы как северные корейцы — работаем не за страх, а за ужас…
— Одиннадцать человек, эх, парни, парни… — бормотала Лида, отступая к двери и вываливаясь в коридор. Там ей, видимо, было лучше. Сноп света выстрелил влево, выстрелил вправо — запоздалая проверка, не подкрадывается ли кто-то к склепу.
«А должно быть двенадцать», — подумал Глеб, ошеломленно разглядывая груду мертвой органики. Солдат и их командиров перестреляли сутки или двое тому назад — лица бойцов покрывали трупные пятна, но активная фаза разложения еще не началась. В целом понятно, почему подразделение, откомандированное на охрану объекта, больше суток не выходило на связь.
— Я тоже, пожалуй, пойду, — не выдержал Борька и шмыгнул за порог. Глеб вывалился последним, зажимая нос и сопротивляясь рвотным рефлексам. Пловцы отступали, прижимаясь к стене, и, только отдалившись метров на пятнадцать, остановились, сели на корточки и выключили фонари. Висела тишина, нарушаемая прерывистым дыханием.
— Я теперь неделю есть не буду, — убитым шепотом сообщила Лида. — Отличное средство для похудения… Что за ужасы, Глеб? Какие звери тут орудовали? Зачем убивать такое количество молодых парней? Ну, изолируй, свяжи, оттащи их в дальний склеп, выстави охрану. Не понимаю, зачем убивать?
— Я так думаю, что огорчаться уже поздно, — обнаружил Борька.
— Будем радоваться? — удивилась Лида.
— Почерк не чеченский, — заметил Глеб. — Даже невзирая на то, что офицеру перерезали горло. На рядовую криминальную группу не похоже — не припомню, чтобы заурядная братва занималась массовыми уничтожениями военнослужащих. А в общем что-то вырисовывается, коллеги. На объекте работает многочисленная группа, до зубов вооруженная стрелковым оружием. О роде деятельности гадать не будем, но, вероятно, дело важное, раз идут на радикальные меры. О связи с местными столоначальниками можно и не говорить — только люди с большими возможностями могут отдать приказ военным не выяснять, почему караул не выходит на связь. Такое положение может продлиться сутки, может двое, но после этого правда вылезет, и причастные лица обязаны это понимать. Значит, они планируют закончить дело быстро — не исключено, что речь идет о нескольких часах…
— Глеб, но нас всего трое, — совершенно верно заметил Борька. — Нет, ты пойми меня правильно, я не трус, если прикажешь — пойду в атаку с отличным настроением, но… Где нам искать этих злоумышленников? Год возиться будем. Тут одни привидения да мертвые с косами…
— Борька хочет сказать, что лучше смазать лыжи, чем склеить ласты, — перевела на доступный русский Лида.
— Да нет, все правильно он хочет сказать, — отмахнулся Глеб. — Положение аховое, нужно линять отсюда и бить тревогу во все склянки. Пусть перекрывают катерами входы и выходы, высаживают морскую пехоту и прочесывают эти лабиринты. Не все же высшие офицеры украинской армии в сговоре с ублюдками? Неужели им так нравится, что кто-то убивает их солдат? В общем, слушай мою команду, бравая рота. — Он посмотрел на часы — фосфоресцирующие стрелки показывали половину одиннадцатого вечера. — До канала — не больше семидесяти метров. Про баллоны с кислородом забыли — не до них. Поднимите руки, кто не сможет проплыть под водой сто метров? Разрешаю вынырнуть только в бухте. Десять минут на форсирование водной преграды, еще десять, чтобы добраться до машины. Итого, не позднее одиннадцати мы должны телефонировать из машины Бекшанскому, и пусть решает высокое начальство, на какие клавиши надавить, чтобы все проделать быстро. Готовы к броску?
— Да готовы-то готовы, — пробормотал Борька. — Надеюсь, жизнь не внесет коррективы в твои благие планы?
— Да типун тебе на язык… — возмутилась Лида.
— Не успеет внести коррективы, — усмехнулся Глеб и с пистолетом наперевес устремился вдоль стены…
Накаркал, чертов болтун, разрази его гонорея! Человек, возникший в проходе по левую руку, не успел спрятаться — мелькнула тень, загремело железо! Было слышно, как он отступает, пятится. Глеб затормозил — какого черта? Запоздалое включение — та самая «крыса», что улизнула из-под самого носа! Он резко дал по тормозам, не особо заботясь мыслью — зачем?! Ну, стоит, ну, крадется за ними, следит, да и хрен с ним! Сто к одному, что этот тип не имеет отношения к людям, умертвившим одиннадцать человек, — не стал бы он тут красться и выслеживать, а давно бы привел своих стрелков!
Он пролетел через проем, и товарищи машинально повернули за ним. И какой конфуз! Боевому майору российского спецназа, съевшему собаку на подобных штучках, поставили банальную подножку, он обронил фонарь (хорошо, не голову), совершил хватательное движение, но промахнулся — только ветер засвистел, когда незнакомец пустился наутек! А Дымов ударился плечом о стену, устоял, но в голове воцарились разброд и шатание. Он рухнул на колени, кинулся ловить убегающий фонарь (тот катился, как Колобок, сволочь!), сзади на него налетел набравший инерцию Караванов… и еще один конфуз для майора прославленного морского спецназа!
Он отлетел к фонарю, схватил его, начал шарить лучом света и обнаружил дверной проем в глубине помещения, за которым сверкнула пятка убегающего человека!
— Борька, хватай его! — прохрипел Глеб.
— Понял, командир… — ахнул Караванов, пролетая мимо. — Будет выглядеть как несчастный случай, можешь не беспокоиться…
— Борька, стой! — опомнившись, выплюнула Лида, вбежавшая последней. — Вы что, с ума посходили?!
Караванов встал, как будто треснулся лбом о гранитную преграду:
— Ты чего, Лидунь?
— Да вы головой подумайте! — зарычала девушка, колотя себя пистолетной рукояткой по макушке. — Одной на двоих! Заняться больше нечем? Оставьте этого прыгуна в покое — он нам не помеха, не поняли еще?
Свалилось наваждение. Глеб опомнился — да что же у них, действительно других забот нет?! Он готов пережить унижение и отбитое плечо! Он зашипел, чтобы все валили из этой темноты к чертовой матери, и люди бросились обратно — даже Борька, которому, в сущности, было все равно, в какую сторону бежать. Немного потеряли, каких-то полминуты, а такое чувство, что упустили что-то важное, поезд ушел, все пропало! Они бежали трусцой по широкому коридору — мимо дверей противоатомной защиты, мимо плаката, призывающего хранить и беречь военную тайну. Мягкая обувь скрадывала шум, их не слышали из центральной штольни, и все же, подбегая к ней, Глеб перешел на шаг, а последние метры крался на цыпочках, потом припал к косяку, опустился на колени.
И похолодел, высунув нос в штольню…
Он чувствовал воду, она была рядом. Можно подползти, перетечь в нее, используя навыки скольжения и «текучести». Уйти на дно, а там держать пари, что никто не заметил. Но он не спешил. До «арочного» мостика перед сухим доком, протянувшегося под потолком штольни, было метров семьдесят. С правого берега на мостик взбиралась цепочка мерцающих «мистических» огоньков…